Скажем, идут ли в какое-либо сравнение общественные порядки такой индустриальной страны, как США, где насчитывается свыше 3 миллионов «технологических безработных», т. е. людей, выброшенных с предприятий в результате автоматизации и механизации производства, с социальным укладом СССР, где производственные мощности используются на благо всего общества, где ликвидирована возможность безработицы, где во все возрастающей степени удовлетворяются как материальные, так и духовные потребности человека?
Ясно, что речь идет о диаметрально противоположных общественных системах.
Но дело не только в теоретической несостоятельности теории «единого индустриального общества», игнорирующей роль господствующих в обществе производственных отношений. Тезис о сходстве двух систем, отрицающий их коренные различия, приводит и к реакционным политическим выводам. Из него следует, что капитализм будто бы и сейчас, т. е. на империалистической стадии развития, так же прогрессивен, как и социализм, что он имеет будущее, идет в ногу с историей. Отсюда делается ложный вывод о бесполезности и ненужности классовой борьбы и революции, который призван демобилизовать трудящихся стран капитала.
Опираясь на теорию «единого индустриального общества» и ее главное положение о том, что между социализмом и капитализмом будто бы уже наблюдается много сходного, сторонники теории «конвергенции» приходят к заключению, что в дальнейшем это сходство будет расти, пока наконец обе системы не сольются в некоем синтезе, призванном воплотить лучшие достижения каждой из систем.
Вот эти-то вымыслы о «социализации капитализма» и «либерализации социализма» поднимают на щит предатели интересов рабочего класса. Раз две противоположные общественно-экономические системы развиваются по «конвергентному» пути, то вполне оправданны различные модели социализма, качественно отличающиеся друг от друга, а общие закономерности строительства социализма, подтвержденные практикой, могут быть игнорированы.
Теории «индустриального общества», «конвергенции» рьяно проповедовали под флагом «либерализации социализма» праворевизионистские и антисоциалистические силы в Чехословакии, пытавшиеся оторвать ее от социалистического содружества. Эти теории занимают видное место в писаниях других отступников от марксизма. Р. Гароди, например, с позиций теории «конвергенции» так определяет перспективы мирового развития: «В ближайшем будущем возможно воздействовать в направлении усовершенствования капитализма в Соединенных Штатах, демократизации социализма в Советском Союзе и поисков новых критериев и новых методов развития стран «третьего мира»». Идея о возможности преобразования капитализма эволюционным, реформистским путем неоднократно встречается и в пин саниях других ревизионистов.
В своем капитулянтстве перед буржуазной идеологией ревизионисты справа и «слева» докатились до отрицания гегемонии рабочего класса в революционном преобразовании общества. Они с особой яростью обрушиваются на идею диктатуры пролетариата, которую В. И. Ленин, как известно, считал главной в марксизме.
Стремясь похоронить идею диктатуры пролетариата, ревизионисты вслед за прямыми идеологами буржуазии выдвигают концепцию об исчезновении рабочего класса. «Пролетариат, — пишет Э. Фишер, — в первоначальном значении этого слова представляет анахронизм в современном индустриальном обществе». Лишь в прошлом «рабочий класс был бесспорным историческим субъектом революционной необходимости». Теперь же произошла «структурная трансформация рабочего класса», он растворяется в союзе демократических сил, где, по словам Э. Фишера, «ни одна группа не должна стремиться к руководству и пытаться руководить».
Аналогичные позиции по этому вопросу занимает Р. Гароди. Не решаясь открыто отрицать всемирно-историческую роль рабочего класса, он прибегает к завуалированным методам. Не говоря прямо, что вместо рабочего класса ведущей общественной силой стала интеллигенция, Р. Гароди все-таки приписывает именно ей ведущую роль, но не как таковой, а как силе, выступающей в составе либо рабочего класса, либо «нового исторического блока трудящихся умственного и физического труда».
А венесуэльский ревизионист Т. Петков не просто принижает значение рабочего класса в свершении социалистической революции и строительстве нового общества, а превращает его в «консервативную силу», якобы вступающую в конфликт с силами прогрессивными. Такими прогрессивными силами как в капиталистическом, так и в социалистическом обществе праворевизионистские элементы признают интеллигенцию и студенчество. «Интеллигенция, — пишет Петков, — нередко выступает в роли глашатая времени, и во многих случаях, когда спад революционного движения очень велик, когда рабочие и народные массы в целом уходят в мелочи жизни и отворачиваются от политической деятельности и революционной борьбы, именно в среде интеллигенции появляется искра мятежа». Чехословацкие ревизионисты, как известно, тоже стремились «вырвать у рабочего класса факел революции».