Так обстоит дело с «евангелием Марка» в смысле его исторической надежности. После этого нам почти не приходится надеяться, чтобы два остальных синоптика особенно укрепили нашу веру в существование исторического Иисуса. «Евангелие от Луки» было написано в начале второго века неизвестным христианином из язычников, евангелие же от Матфея является произведением вовсе не одного какого-нибудь автора, а нескольких, и написано в первой половине второго века, несомненно в целях и интересах церкви[53]. Оба они черпают свой материал из Маркова евангелия, и если привнесли в свое изложение «собственное добро», которое у Марка отсутствует (например, целый ряд притч и изречений Иисуса, целый ряд легендарных моментов, как родословная Иисуса, новые подробности о страданиях и воскресениях спасителя, которыми изукрашен рассказ в этих евангелиях), то все это ни в коем случае не может пригодиться для обоснования исторического существования Иисуса. Вернле, конечно, держится того мнения, что именно для доказательства существования Иисуса оба евангелиста собрали «с особенной ревностью старые предания», не приводя, однако, ни одного доказательства в пользу такого мнения, тогда как на другой странице своей книги он в отношении некоторых рассказов Луки признает, что использование некоторых старых преданий Лукой вовсе не доказывает, что они записаны до него, или исторически достоверны. Особенно хорош Вернле, когда он, совершенно оставив в стороне историческую ценность предания, развязно заявляет, что огромная роль, которую оба евангелиста сыграли в создании образа Иисуса, данного ими, «вовсе не преуменьшает ценности огромной и богатой сокровищницы драгоценных притч и историй, в которой сам Иисус (!) живо и непосредственно (!) говорит с нами», когда он под конец приходит к следующему итогу: «Собственное добро обоих евангелистов, несмотря на свой смешанный и пестрый характер, вполне заслуживает нашей благодарности!». Все это является не чем иным, как использованием литературного или религиозного значения евангелий для утверждения их исторической ценности.
Остается, однако, еще собрание речей Иисуса, «тот огромный резервуар речений», из которых синоптики, а в первую голову Лука и Матфей, черпали материалы для своих евангелий. К сожалению, источник этот является для нас неизвестным иксом, ибо мы |не знаем ни «этого резервуара», ни объема его, ни порядка, в котором «речения» Иисуса в нем располагались, ни даже подлинного текста этих речей. Мы можем только предположить, что «собрание слов господних» было записано первоначально на арамейском языке и расположено не в хронологическом порядке, а по смыслу, по сущности, по содержанию, .причем весьма сомнительным является и соответствие этого сборника «слов» Иисуса какой-нибудь исторической действительности, ибо сборник этот был произведением нескольких авторов и подвергся обработке еще до того, как он попал в руки авторов «евангелий» от Матфея и Луки. И все-таки «собрание слов» Иисуса содержит такое множество драгоценных «слов господних», что автором их, по мнению Вернле, «вполне мог явиться очевидец» (!) . Что касается «слов Иисуса», взятых из этого сборника и приведенных в евангелиях, то они, правда, никогда Иисусом не произносились (!) и обязаны своей связностью исключительно авторам евангелий (!), даже знаменитая «нагорная проповедь» состоит из отдельных выражений, которые относятся к разным периодам жизни Иисуса и соединены лишь впоследствии авторами евангелий, основные же мысли, связывающие эту проповедь в одно целое, принадлежат не столько Иисусу, сколько древнейшей христианской общине, и все-таки... «историческое значение речей Иисуса чрезвычайно велико! Вместе со словами господними у Марка они позволяют нам заглянуть в самое сердце евангелия».
Вот каковы источники гипотезы исторического Иисуса! Если выделить то, что осталось от евангелий, то все прочее окажется, во всяком случае, очень убогим, просто даже жалким, «если только это все прочее надежно и достоверно», — утешает нас Вернле. Да, если!.. «И если только оно является достаточным для ответа на основной вопрос: кто такой Иисус?» Одно можно сказать наверное: «жизнь Иисуса» написать на основании имеющихся у нас свидетельств никак нельзя. В этом согласны сейчас все богословы, что не мешает им, однако, снова и снова сочинять для «народа» биографии Иисуса, в которых недостаток исторической достоверности возмещается поэтическими измышлениями, пышным красноречием и фразеологией. «Не в разрозненном драгоценном историческом материале, не в отдельных кирпичах для построения биографии Иисуса чувствуется у нас недостаток: всего этого у нас довольно. Мы только потеряли план этого построения, мы не в силах разыскать его, ибо уже для старейших апостолов все дело было не в исторической достоверности, не в историческом правдоподобии, а исключительно в том, чтобы пробудить в людях веру, призвать их к послушанию». Как будто связность рассказа помешала бы делу веры, как будто вера пострадала бы от того, что евангелисты постарались бы нам сообщить более подробно о действительной жизни Иисуса! Ведь, в том виде, в каком мы сейчас имеем наши евангелия, они расходятся между собой на каждом шагу, в описании любого события. Расхождения и противоречия в них столь велики и часты не только в отношении имен, хронологических и географических указаний, но и в более существенных моментах, что эти литературные первоисточники христианства вряд ли могут быть превзойдены по своей сбивчивости и спутанности. Но даже и это «не является», по мнению Вернле, большим недостатком, «раз через их посредство мы в состоянии ясно понять, что делал и чего хотел Иисус». К сожалению, мы-то не в состоянии это понять. Ибо точка отправления всех евангельских источников, до которой мы в состоянии были добраться, а именно арамейский сборник речей и древнейших преданий, из которого черпал Марк, остатки которого нам сохранили Лука и Матфей, нам совершенно не знаком. Но, если бы мы даже его и знали, мы бы все-таки «не добрались еще до Иисуса». В нем тоже не исключена возможность искажений и изменений. Он отражает, прежде всего, верования древнейших христиан, верования, складывавшиеся в течение четырех десятилетий и тоже, конечно, подвергавшиеся изменению. В лучшем случае, следовательно, мы знаем только верования первых христианских общин. Мы знаем, каким путем они старались объяснить себе собственную веру в воскресение рассказами об Иисусе, как они рассказами о чудесах, пытались доказать себе и другим божественность Иисуса. Однако, как жил Иисус, что он делал, что он думал, чему учил, — существовал ли он вообще, прибавим мы, — на все эти вопросы мы никакого определенного ответа из евангелий не получаем.
53
Все подобные предположения о времени написания евангелий покоятся на простых догадках, поводом для которых очень часто служили соображения; совершенно чуждые чисто историческому интересу. Так, у католиков, например, старейшим источником признавался не Марк и не Лука, а Матфей, причем для этого приводился своеобразный довод: евангелие Матфея является «церковным» евангелием, в нем имеется знаменитое место о «ключах царства» Петра, — как же оно может быть не старейшим? Совсем недавно Гарнак пытался доказать, что Деяния апостолов вместе с евангелием Луки написаны были еще в начале 60-х годов первого века. Однако, ничего определенного и он не добился, ибо доводам Гарнака противостоят другие, не менее важные, ставящие под сомнение гипотезу Гарнака.