В евангелии мы имеем в действительности не что иное, как выражение коллективного самосознания первых христианских общин. В этом вопросе точка зрения Кальтгофа является безусловно правильной. Все доводы противников ни в какой мере не поколебали убедительности доводов Кальтгофа. Жизнь Иисуса, как ее изображают синоптики, является лишь ложно-исторической оболочкой, в которую влиты метафизические представления, религиозные чаяния, внутренние и внешние переживания религиозных общин, которые были объединены культом бога Иисуса. Все изречения, речи и притчи Иисуса отражают не что иное, как основные религиозно-нравственные воззрения, временные настроения, горечь унижения, радость победы, любовь, ненависть, мнения и предрассудки членов христианских общин. Расхождения же и противоречия в евангелиях объясняются просто различными этапами развития мессианской идеи у разных общин в разное время. Христос занимал, следовательно, в христианских религиозно-социальных общинах точно такое же положение, какое занимал Аттис во фригийских, Адонис в сирийских, Озирис в египетских, Дионис, Геракл, Гермес, Асклепий и т. д. в эллинистических религиозных братствах; больше того: Христос является лишь одной из форм этих сектантских божеств и общинных покровителей, а культ Христа имеет совершенно те же формы, что и культ указанных выше богов. Местом искупительного кровавого жертвоприношения поклонников Аттиса, где верующие, прияв во время мартовских празднеств «кровавое крещение», получали отпущение грехов и «возрождение» к новой жизни, местом этого самого аттисова «крещения» в Риме был как раз тот самый ватиканский холм, на котором со времени христианства высится базилика св. Петра, построенная, якобы, на могиле апостола. И когда первосвященник Аттиса уступил свое место первосвященнику Христа, после чего христианство распространилось из нового центра своего по всей Римской империи, здесь произошла религиозная перемена не принципиальная, а внешняя, не по существу, а по названию.
2.3. Истинный характер синоптического Иисуса.
Синоптические евангелия оставляют открытым вопрос, имеем ли мы в них дело с обоготворенным человеком, или с вочеловечившимся богом. Но из предыдущего изложения мы уже знаем, что в евангельском Иисусе приходится видеть вочеловечившегося бога. Жизнь Иисуса, как она описана в евангелиях, была первоначально религиозным мифом, который впоследствии был претворен в исторический рассказ. Большая часть великих героев тех легенд, которые сами себя выдают за исторические рассказы, являются подобными вочеловечившимися богами. Стоит только вспомнить Язона, Геракла, Ахилла, Тезея, Персея, Зигфрида и т. д., в лице которых мы имеем не что иное, как древних арийских солнечных богов, борющихся с силами тьмы и смерти. Да, процесс превращения древних богов в людей, сохраняющих, впрочем, ореол божественности, был весьма обычен для религиозных воззрений древности, тогда как обратное явление, возвышение людей до роли божества, имело место только в самые ранние эпохи человеческого культурного развития или только в периоды нравственного и социального упадка, когда собачья преданность, рабьи чувства и Недостойная лесть не останавливались перед тем, чтобы какого-нибудь выдающегося человека вознести еще при жизни его или после смерти на высоту божества. Так называемая «библейская история» содержит в себе многочисленные примеры очеловеченных божеств: достаточно напомнить о патриархах, об Иосифе, Иисусе Навине, Самсоне, Эсфири, Мордехае, Гамале, Симоне-волхве, Элимасе-волшебнике и т. д. Они вначале были богами, и жизнеописание их является историческим одеянием, в которое облечены древне-семитические звездные и солнечные мифы. И если мы отнюдь не сомневаемся в том, что Моисей, основоположник ветхого завета, является вымышленным образом, что «история» Моисея сочинена иерусалимскими жрецами, чтобы сослаться на его авторитет и именем его санкционировать жреческий «закон», если мы не сомневаемся, что иудейские священники в своем стремлении утвердить авторитет «закона», перевернули вверх ногами и подделали всю израильскую историю, поставив заключительный аккорд религиозного развития иудеев (синайское законодательство) в начале истории иудейского народа, то почему же то, что могло случиться с Моисеем, не могло повториться с Иисусом, почему нельзя предположить, что основоположник нового завета является подобно основоположнику ветхого достоянием благочестивой легенды? Ведь, даже греки превратили, по словам Геродота, из национальных соображений древнефиникийского бога Геракла в отечественного героя, сроднив, таким образом, чужеземного бога со своим кругом религиозных представлений. Надо вспомнить также и о том, как сильна у людей Востока склонность претворять в «историю» собственные интимные переживания и мысли. Перенесение исторического в область мифа и претворение мифа в «историю» является для восточного человека, как это с полной ясностью показано исследованиями Винклера, Шрадера, Йенсена и т. д., столь естественным и само собою разумеющимся явлением, что даже в рассказах ветхого завета еле возможно выделить действительное «историческое ядро» из-под его quasi-исторической оболочки. А, ведь, семитическое мышление в древности совершенно не было способно отличить фантастику от действительности! Конечно, Ренан преувеличивает, когда утверждает, что семиты не имели и не создали собственной мифологии. Но то, что семиты неспособны были мифические образы и события, даже полученные из других рук, рассматривать и сохранять в качестве мифов, что они все мифическое претворяли в человеческое и «историческое», приурочивая мифические образы и события к какому-нибудь определенному времени и месту, в этом никаких сомнений быть не может. «Бог семитов прикреплен к месту и предмету, это — «Genius loci» (местный гений), — говорит Винклер. Но если какой-нибудь миф особенно нуждался в приурочении его к определенному месту, в претворении метафизической идеи, которая в нем заключалась, в цепь исторических событий, то это именно и был миф о жертвующем собой за человечество боге-спасителе, который в образе человеческом живет среди людей, страдает вместе с ними, умирает за них и, преодолев темные силы смерти, воскресает, чтобы вернуться в свою небесную отчизну.