Далее, по свид. Марка, 10, 47, слепой Вартимей, услыхав, что мимо него проходит «Иисус Назарянин», обращается к нему со словами: «Иисус, сын Давидов!», и здесь, быть может, находится указание на первоначальное значение этого имени. У Исайи слова Нацар («nazar») является еврейским выражением для «отрасли», той самой, которая у Захарии передана через Цемах («zemah»), и эта отрасль названа Исайей «отраслью от корня Иессеева», т. е. «сыном (потомком) Давида». Не мог ли поэтому в прозвище Назорей или Назарянин одновременно заключаться намек на «отрасль», как это предполагает Робертсон? Если образ Иисуса вместе с его именем, как мы видели, возник из пророка Исайи, то можно допустить, что также и его прозвище «Назорей» восходит к тому самому источнику, а в названии его секты отражается связь с Давидовой отраслью, упоминаемой пророком. «Ибо он взошел пред ним, как росток (нацар)», из чего последующие поколения сделали «Назарянина» и заставили его взойти в Назарете. В таком случае, и странное указание Матфея, 2, 23, на прежде неизвестное место пророка нашло бы свое самое простое объяснение и не зачем было бы предполагать, что Назарет только позднее сделался именем местности; он мог уже существовать и превратиться в место рождения Иисуса вследствие своего созвучия со словом «нацар».
Здесь само собой напрашивается предположение, что секта назореев первоначально была тождественна с назиреями, теми «посвященными» или «святыми», которые отличались от своих иудейских соплеменников воздержанием от масла, вина и бритвы, равно как и особенно благочестивой жизнью, и что назореи были теми самыми назиреями, которые понимали чаемого мессию в смысле «нацара» Исайи. В «Плаче Иеремии» (4, 7) «назареи» называются «чистыми», что в пересмотренном библейском переводе по какому-то странному случаю изменено в «князей», между тем как перевод 70 передает эго имя чрез «назирей» («naziraios»), Иосиф Флавий в «Иудейских древностях», 4, 4, 44 пишет: «nazaraios» — «назарей», а в 19, 6, 1 — «naziraios» — «назирей».
Что предположение о происхождении Иисуса из Назарета противоречит другому преданию, по которому, мессия, будто бы, родился в качестве Давидова отпрыска в Вифлееме, — с этим необходимо согласиться. Но противоречие тут не между мессианской догмой и «суровым историческим фактом», как утверждает
Вейс (22), а происходит просто только от того, что человек из рода Давида пророком назван «отраслью» (нацар), а когда наступил процесс превращения Иисуса в личность историческую, простым созвучием этого слова с Назаретом слишком охотно воспользовались для того, чтобы затушевать действительное происхождение Иисуса из Исайи. Происходящее отсюда противоречие древним христианством так же мало чувствовалось, как и то обстоятельство, что место Назарет во времена Иисуса вообще, быть может, не существовало (Вейнель, 97, Вейс, 22).
По всей вероятности, как это будет дальше показано, не существовало ни Капернаума, ни Гефсимании, ни Голгофы. А если мои противники думают, что поэтому история Иисуса явно обнаруживала бы все признаки поэтического вымысла, и всякий еврей тотчас же указал бы на это, то можно напомнить о том, что и вифлеемское избиение младенцев, и путешествие людей на перепись, и совершенно невозможное астрономически солнечное затмение при смерти Иисуса, длившееся, будто бы, 8 часа, и еще многое другое, — все это нисколько не смутило евангелиста. Впрочем, ведь, даже еще и в наше время верующий читатель библии не находит странными эти вещи. Возражения же иудейских противников против происхождения Иисуса из Назарета нельзя было бы бояться уже по одному тому, что этот процесс превращения мифа о Христе в историю осуществился только в то время, когда каких-нибудь исторических свидетельств в пользу настоящего происхождения Иисуса уже вообще было бы привести невозможно, так как мы, ведь, уже видели, что древнейшее «евангелие употребляет имя назорей, вероятно, вообще не в качестве определения места рождения Иисуса, а, скорее, в качестве сектантского имени, имея в виду «нацар» Исайи.