Вследствие этого он увидел себя вынужденным для пояснения вставить фразу: «виновник этого имени Христос» и т. д. и вывести их происхождение из Иудеи, смешивая отожествленных с ними александрийских евреев с евреями из Палестины. В таком случае сделалось бы понятным выражение «appellabat» — называла (вместо «appellat» — называет), каковое и Гарнаку кажется «странным»: возможно, что мы имеем здесь дело с употребительным в эпоху Нерона народным прозвищем, которое сам Тацит уже не понимал. А может быть, Приведенная фраза, где Христос называется виновником имени христиан, равно как и указание на Иудею, вообще вышли из-под пера не Тацита, а позднейшего христианина, который хрестиан Тацита считал тожественными с христианами, и, таким образом, все Нероново гонение на христиан так же покоится на огромном недоразумении, как и подтверждение историчности Христа с помощью римского историографа. В этом случае пролился бы также новый свет и на «chresto impulsore» Светония. Хрестом называется не только бог, но, как это часто бывает в античных религиях, это имя носит и его верховный жрец. Каким же образом, если и относительно волнений «евреев» при Клавдии речь шла бы о мятежном или преступном элементе столичного египетского сброда, подстрекаемом его жрецом, за это были изгнаны из Рима и «евреи»? Само собою понятно, что это еще не может служить единственно верным объяснением положения дел. Следует утверждать только одно, что вещи, возможно, могли происходить таким образом. А в таком случае рассказ Тацита остался бы совершенно неприкосновенным, все же не доказывая того, что он, по общему мнению, доказывает, а именно: факта Неронова гонения на христиан и существования исторического Иисуса. Во всяком случае, тогда все темные моменты показания Тацита нашли бы себе самое простое объяснение.
Кому приведенное здесь понимание 15,44 «Анналов» кажется неясным, !гот все же пусть видит пред собою стоящим роковой вопрос: хрестиане или христиане римского историографа действительно ли являются христианами в нашем смысле, или даже, быть может, их следует отличать друг от друга? Так Эдвин Джонсон хрестианами считает поклонников «доброго бога» (хреста), как называли гностики своего бога) в противоположность Яхве, в котором они видели злого творца мира евреев. Следовательно, он возводит это имя к секте, видя основателя последней в Симоне Волхве, который, якобы, жил в Риме во времена Клавдия, и последователи которого, как поборники одухотворенного иудаизма, были бельмом на глазу у верных закону евреев. В таком случае Тацит ненависть к христианам, которая одушевляла евреев его времени, перенес бы на эпоху Нерона, а хрестиан (гностиков) спутал бы с Настоящими христианами. Быть может, однако, это имя является только просто другим именованием мессианцев, и хрестиане Тацита являются возбужденными благодаря эсхатологическим (ожиданиям евреями, которые жили мыслью о близком конце мира, носились с дикой фантазией о скорой гибели мира через огонь и посему навлекали на себя подозрение в поджоге. Также и они могли, быть может, образовать «multitudo ingens» и быть изобличенными в «ненависти к человеческому роду», принимая во внимание то, как они в своем фанатизме открыто выражали свою радость при пожаре Рима, — больше того: возможно, даже сами принимали участие в поджоге. Но как бы то ни было, этим ни в коем случае ничего не было бы доказано в пользу историчности Неронова гонения на христиан. (Ведь, даже и в этом случае указание Тацита на Христа, как на основоположника этой секты, покоилось бы на (недоразумении, а именно на смешении наиболее глубоко охваченных своими чаяниями еврейских мессианцев с поклонниками того Христа, который, как слышал Тацит, был распят при Понтии Пилате.