Современные Бауэру теологи-критики своим поведением по отношению к нему и действовавшему тогда «новатору» Штраусу довели этого спокойного и трезвого ученого до белого каления. Однако, Бауэр ненавидит уже не только теологию и ее присных, но и само христианство.
В своей «Критике Павловых посланий», где он усомнился в подлинности всех их, и в новом издании «Критики евангелий и истории их происхождения» (2 т., 1850-51 гг.). Бауэр пришел к определенному выводу, что исторической личности Иисуса никогда не существовало.
«Евангельский Христос, понимаемый как действительно историческое явление, был бы явлением, от которого должно было бы содрогаться человечество, личностью, которая могла бы внушать только страх и ужас... Даже когда распался римский и сложился новый мир, Христос не умер. Его обольщение сделалось только еще страшнее; и когда в древний мир влились новые силы, настало время, когда Христос должен был закончить свое разрушительное дело. Он сделался вампиром духовной абстракции, губителем мира. Все соки и силу, кровь и жизнь до самой последней капли высосал он из человечества. Природа и искусство, семья, народ и государство, — все было уничтожено или расторгнуто; и на развалинах разрушенного мира в качестве единственной силы осталось истощенное и изможденное «я», и все же оно было пусто; оно сделалось всеобщей силой и все же на развалинах мира должно было пугаться самого себя и впадать в отчаяние от потери или утраты. Пустое, все поглотившее «я» страшилось самого себя. В этом страшном рабстве воспитывалось человечество».
Последним большим трудом Бауэра был «Христос и цезари. Происхождение христианства из римского эллинизма».
Само заглавие указывает вопрос и ответ на него. Здесь он придает огромное значение личности римского философа-стоика времен Нерона — Сенеки. Последний в своем миросозерцании отошел от мира, духовно противопоставил себя ему, — недаром его идеи слышатся в посланиях Павла. Однако, Сенека не удовлетворился своим внутренним миром, он мечтал претворить свои идеи в действительность здесь, на земле, основать царство добродетели (при Клавдии и Нероне!!!).
Но его попытка захватить власть не удалась, не удалась и стоическая реформация. Настало время великого самоуглубления, ухода в себя, чуждания мира, — в этом проявлялась подлинно духовная, скрытая жизнь той эпохи.
Стоицизм последней, углубленный через платоновские идеи, был на пути к христианству. Однако, его одного было мало, нужен был какой-то формирующий принцип. Этот нашелся в лице оторвавшегося от родной почвы иудаизма, причем Иосиф Флавий был его практическим деятелем, мечтавшим, что его бог здесь, на земле, оснует могучее государство, а Филон был его идейным подготовителем, слившим иудейские и греческие идеи и создавшим свой духовный мир.
Слияние стоицизма и эллинизованного иудаизма дало начало новому религиозному движению с двумя центрами — Римом и Александрией. В Египте, близ Александрии, существовала иудейская секта терапевтов, — она была предшественницей христианства.
Последнее, как новая религия, вышло на свет при императоре Траяне, и письмо Плиния Младшего, в его первоначальной, нехристианизованной редакции, является «метрическим свидетельством», документом о рождении христианства.
Если Бауэр выводит христианство из синкретического (смешанного) философского движения в Риме и Александрии, то последователь и продолжатель идей этого ученого, Альберт Кальтгоф, вносит сюда социальный момент.
Кальтгоф (1850 — 1906 гг.), бременский пастор, вплоть до начала девятисотых годов, подобно всем пасторам, «верил» в историчность Иисуса, устно и письменно рисовал его образ перед глазами наивно верующих. Но затем он формально порвал со всеми своими теологическими взглядами, перешел в лагерь мифологической школы и перестал даже в списке своих книг приводить или упоминать о прежних своих сочинениях правоверного толка. Свои новые взгляды он изложил в двух книгах: «Проблема Христа. Основные очерки социальной теологии», 1902 r. и «Возникновение христианства. Дополнение к проблеме Христа»,1904 r.
В них он сначала говорит, что евангельский Иисус, как человек, в руках критики исчез и сделался простым именем без содержания: «Иисус для протестантской теологии сделался (пустым) сосудом, который теолог наполняет своим собственным идейным содержанием». «Никогда и нигде Христос не является тем, чем хотела сделать его критическая теология, — настоящим человеком, исторической личностью».