Мирских людей, которые стоят за народ и за правду, царь вешал и ссылал на каторгу, в Сибирь. Вот за всё это он теперь убит. Царь должен быть пастырем добрым, душу свою за овцы полагающим; Александр II был лютым волком, и страшная смерть покарала его. Русские рабочие! Теперь вступает на престол новый царь. Нужно, чтобы он не пошёл в отца.
Пусть он призовёт народных выборных от всех деревень, заводов, фабрик, пусть узнает мужицкое горе и нужду и впредь царствует по правде. Пусть у него советниками в Сенате будут народные выборные.
…Если же царь не послушает народного голоса и начнёт, как его батюшка, вешать и ссылать в Сибирь всякого, кто стоит за рабочих, тогда нужно и его сменить.
Помните, братья, что покоряться мучителю — тяжкий грех, и чрез это народ и терпит горе весь свой век.
Братья рабочие! Довольно мучилась вся Россия! Настала пора, когда правда воцарится на земле. Нужно только, чтобы рабочий народ действовал смело, как действовали Пётр Алексеев, Пресняков, Тихонов, Ширяев, Окладский. Все эти наши братья-социалисты не убоялись ни каторги, ни самой смерти, стоя за правду. Так и все должны делать, и тогда не будет на русской земле ни нищеты, ни слёзного горя.
(те самые эсеры)
Прокламация, выпущенная после казни министра Сипягина, которую совершил студент С.В. Балмашов 2 апреля 1902 г. Перепечатана в «Революционной России» (№ 7,1902 г.)
Они этого хотели, и они этого дождались…
Своими чудовищно жестокими и беззастенчивыми мерами они заставили всех потерять веру в возможность какой бы то ни было мирной работы.
Попиранием закона, издевательством над честью и неприкосновенностью личности они внушили всем ужас и отвращение к себе.
Печать они задушили в тисках цензурных циркуляров.
Университеты они превратили в дворы для постоя солдат и полиции.
Они убили земство и уничтожили суд.
Они душат евреев, поляков, финляндцев и прочие народы.
Всю страну они наводнили шпионами.
Все тюрьмы они наполнили рабочими и молодёжью.
Они опустошили столицы от интеллигенции и разослали её по ссылкам.
Весь народ они разорили непомерным налогом и, разорив, окружили его высокой стеной полицейской охраны, не пропуская никого на помощь в деревню, в это царство голодовок и смерти.
Повсюду свистят нагайки и сверкают шашки.
Безоружных рабочих расстреливают на улицах.
Вся Россия отдана во власть казаков и городовых и превращена в сплошное побоище.
Всё это делают наши министры, наши генерал-губернаторы и прочие царские слуги.
И мы не предвидим, где конец этим жестокостям, этим зверствам.
Мы не знаем, какими ужасами ещё наполнят страну наши правители, но мы знаем, что нет ужасов, нет зверств, которых они с лёгким сердцем не сеяли бы вокруг себя.
И мы не видим силы, которая бы сдерживала своеволие этих кровожадных и корыстных временщиков, безконтрольно и безнаказанно распоряжающихся достоянием и жизнью 130 миллионов людей.
Всё вокруг безропотно несёт позорное иго, все трусливо прячут своё негодование, своё гражданское чувство, и этой рабской покорностью только усиливается гнёт, увеличивается наглость наших властителей.
Мы, социалисты-революционеры, признаём, что всякий, кто не препятствует злодеяниям, совершаемым правительством, является не только попустителем, но и пособником его.
Лишённые возможности каким бы то ни было мирным способом противодействовать этим злодеяниям, мы, сознательное меньшинство, считаем не только своим правом, но и своей священной обязанностью, несмотря на всё отвращение, внушаемое нам такими способами борьбы, — на насилие отвечать насилием, за пролитую кровь платить кровью угнетателей. Мы слагаем ответственность за все ужасы этой борьбы на правительство, которое вынудило нас вступить на этот путь.
После демонстрации 4 марта 1901 года Сипягин заявил, что он «кровью зальёт Петербург при первой же попытке к новой демонстрации», а на протест литераторов против возмутительного побоища на Казанской площади, он ответил, что «отучит этих писате-лишек не только говорить, но и думать по-своему».
В стране, где при выражении мирного протеста министры намереваются залить кровью столицу и имеют полную возможность осуществить это на деле, в стране, где они ставят себе целью принудить к молчанию одних в тот момент, когда это им удаётся, неизбежно должны заговорить другие на языке ином.