Все это легло на почву темных слухов и газетных публикаций, в которых на все лады заявлялось о связях Ленина и большевиков с Германией, и число которых к июню достигло почти двухсот [104]. Активнейшим участником этой кампании был журналист газеты «День» Заславский, состоявший — удивитесь! — членом социалистической партии Бунд. В своих статьях он «ставил вопросы» о деле провокатора Малиновского, через которого большевики якобы сотрудничали с охранкой, о контрабандисте Ганецком под прикрытием Парвуса и т.п. Как мы убедимся дальше, это все являлось домыслами.
Кроме Алексинского и Панкратова, поставивших свои подписи под оголтелыми обвинениям, значительную роль сыграл еще один бывший — бывший эсер Е.П. Семенов. Он заведовал редакцией «Демократического издательства», созданного как раз благословленной Альбером Тома комиссией по пропаганде. Пользуясь своим положением, Семенов сумел убедить издателя «Живого слова» дать ход «разоблачающим» документам, откуда они уже растеклись по прочим изданиям [105]. Колесо сансары завершило оборот, снова возвратившись к Тома
Такова роль «социалистов» в завязке дела против большевиков. Начиная с министериабельных Тома — инициатора поиска «немецкого следа» и Переверзева — инициатора публикации непроверенных сведений, заканчивая бывшими левыми Панкратовым, Алексинским, Добронравовым, Заславским и Семеновым, которые для убеждения толпы продали свою «левизну», подписавшись под тем, что так небрежно было собрано разведчиками, благоразумно оставшимися в тени. Эти деятели, спекулируя слухами вокруг «пломбированного вагона» и т.п., травили своих же однопартийцев — социал-демократов, эсеров и бундовцев, ехавших с Лениным. Не нужно думать, что поругание партийной чести — это какое-то новое явление, оно, к сожалению, существовало и в «благословенные» времена российской революции.
Глаза и уши рассыпающейся империи
Кому вы рассказываете свои басни о «немецких деньгах и агитаторах»? Если рабочему классу, так он только посмеивается над вашим завираньем, так как эти агитаторы работают рядом с ним за одним станком, а «немецкие деньги» рабочие урывают из своего скудного заработка. Быть может, вы хотите скрыть, что Россия подготовляется и уже накануне второй революции?
Царское правосудие достаточно зарекомендовало себя как нетерпимое по политическим, религиозным и национальным мотивам. Оно отметилось позорными инсинуациями в деле Бейлиса и в мултанском деле, направленными на очернение неправославных верований и неславянских народностей. Практически любые дела против революционеров решались за закрытыми дверьми и имели предрешенный приговор. Наконец, уже во время мировой войны стремление представить толпе козла отпущения, якобы повинного во всеобщем развале, выразилось в фальсифицированных процессах над «изменниками» — полковником Мясоедовым и министром Сухомлиновым.
Крайне важно отметить, что Мясоедов в 1915 г. был обвинен в шпионаже ровно по той же схеме, что через два года пытались применить и к большевикам при помощи доносов. Поручик Колаковский в конце 1914 г. вышел из немецкого плена в обмен на обещание стать шпионом, «взорвать мост через Вислу за 200 тыс. руб., убить верховного главнокомандующего Николая Николаевича за 1 млн руб. и убедить коменданта крепости Новогеоргиевск сдать ее тоже за 1 млн руб.». Все это он сообщил Охранному отделению, а на третьем допросе «вспомнил» о Мясоедове, якобы к которому немцы его и направили, но не сумел назвать следователям ни паролей, ни явок. Фамилия Мясоедова возникла в деле явно потому, что он еще до войны подозревался в шпионаже. Тогда Мясоедов был оправдан.
Охранка поначалу не придала значение этим новым бредням от Колаковского, но глава МВД Джунковский и генштаб ухватились за этот шанс доказать, что они не зря едят хлеб. Следствие не выявило никаких доказательств, обвинение изобиловало выражениями типа «через посредство не обнаруженных лиц ... довел до сведения германских военных властей» данные о перемещении одного из русских корпусов, Мясоедов был повешен лишь на основе бездоказательного доноса Колаковского [106]. Военным прокурором на этом процессе был В.Г. Орлов, «военный следователь по особо важным делам при штабе Главковерха, имевший репутацию юриста, умеющего создать улики при их отсутствии». По окончании трибунала он «взял шашку Мясоедова на память и носил ее потом в качестве талисмана на счастье». А позже, сугубо в частных беседах, признавался, «… что следствие вел не без пристрастия, “под давлением”, и что абсолютной уверенности в измене Мясоедова у него не было» [107]. Так Орлов привел человека к казни, не имея никаких улик против него. Да еще и шашку смародерствовал. Нестерпимо сияющее белизной благородство!
105
Старцев В.И. Немецкие деньги и русская революция. Ненаписанный роман Фердинанда Оссендовского. Спб., 2006. С. 30.
106
Соболев Г.Л. Указ. соч. С. 93—96; Шацилло К.Ф. «Дело» полковника Мясоедова // Вопросы истории, 1967, № 4. С. 103—116 (http://saint-juste.narod.ru/Shacillo2.html).
107
Айрапетов О. «Дело Мясоедова». XX век начинается... Часть III (https://zapadrus.su/rusmir/istf/672-l-r-xx-iii.html).