Выше уже были разобраны «российский» след (следственное дело и связанные с ним материалы) и «французский» след (сведения о попытке французских политиков и разведчиков добыть или выдумать компромат на большевиков) этого мифа. Основная заслуга в их распутывании принадлежит покойной Светлане Поповой. Для полноты картины необходимо выяснить, есть ли основания доверять «американскому» следу (точнее, «русско-американскому» — «документам Сиссона») и «германскому» следу (документам МИДа Рейха).
Уже сразу после Октября распространение мифа пошло по накатанной схеме.
Вышвырнутые члены чахлого правительства кивали: это все подстроено из Германии. Кадет Шингарев даже привлек доказательство: дескать, обыскав одну из квартир, большевистские солдаты «оставили кое-что и свое: на полу после их ухода нашлась германская марка» [288]. Принято сожалеть о самосуде над Шингаревым, случившемся через пару месяцев. Но если еще раз перечитать эти его слова…
Западная пресса не отставала от Шингарева. Даже насквозь показушный «наказ» (позиция по вопросам внешней политики) меньшевистского ЦИКа, который хотели вместе со Скобелевым отправить от «демократии» на конференцию союзников в Париж в начале октября, подвергся ругани со стороны союзной печати как документ, имевший немецкое происхождение! [289] Еще в разгар событий летом 1917 г. лондонская «Таймс» клеветала на всех революционеров скопом, видя в них «… в основном иностранцев еврейского типа, среди которых практически нет ни рабочих, ни солдат, а про некоторых из них известно, что им платит Германия». Ну а уж после прихода большевиков к власти «Таймс» было просто не остановить: они «являются авантюристами германо-еврейской крови и оплачиваются германцами», — вопила газета [290]. Пишущая братия приняла эстафету расплескивания помоев. Нью-йорская «Таймс» на основе анонимного сообщения из Парижа утверждала, что у французского правительства имеются «абсолютные доказательства» того, что Ленин «является креатурой службы прусской пропаганды». Лондонская «Морнинг пост» величала Крыленко «германско-еврейским шпионом», а Ленина — Иудой Искариотом по фамилии Цедербаум (Цедербаум, как известно, — фамилия меньшевика Мартова). «Пост» выражала уверенность: «Учитывая безусловное разоблачение Ленина как платного германо-австрийского ставленника, мы не очень удивлены известием, что после перемирия он сможет найти убежище в Германии». Парижская «Фигаро» тиражировала заявление некоего крупного финансиста, «наблюдавшего» в Петрограде поток немецкого золота, и трезвонила: «… в руки и карманы приспешников Ленина ежедневно направляются миллионы рублей. […] То, что большинство большевистских лидеров оплачиваются Германией, ясно как день» [291]. Все эти выдумки лихо расползались и по коридорам власти. Если весной американский посол в Петрограде Фрэнсис гадательно замечал, что Ленин с соратниками, «возможно, даже оплачиваются Германией», то чуть позже сотрудник американской миссии генерал Скотт уже желал крови «сотни таких германских агитаторов… как Ленин и Троцкий», а 1 декабря 1917 г. в секретном меморандуме Государственного департамента сообщалось, что есть трудности в получении «какой-либо связной информации о карьере Ленина», но тут же и заявлялось о существовании «достаточных доказательств» того, что его «значительные средства» — «германского происхождения», и «мало сомнений, что он является германским агентом» [292]. Черчилль тоже подпел хору: «Россия окончательно повержена […] не только германской сталью, но и германским золотом» [293]. Все та же картина! «Солидные» издания и деятели ни капли не стеснялись городить откровенную ложь. Вранье для них было привычным методом пропаганды, так что им вообще ни в чем нельзя верить.
Если хилые бывшие министры только сокрушались и выражали уверенность в заговоре, то озлобленные проныры пускали в ход свою наглость и ловкость. Уже упомянутый Семенов (Коган), сыгравший важную роль в запуске антибольшевистской фальшивки, стал одним из создателей второго ее издания — пресловутых «документов Сиссона». Дореволюционная биография Семенова во многом остается таинственной, но некоторые свидетельства заставляют усомниться в его чистоплотности. В 1882 г. он был арестован в Одессе по подозрению в связях с «Народной волей». Участник «стрельниковского процесса» П.И. Торгашов (П. Надин) указывал, что Коган был выпущен до суда на поруки и скрылся за границей [294]. Но, например, народоволец В.И. Сухомлин считал, что Семенов был освобожден благодаря тому, что написал покаянную и оговорил кого-то, так что доверия в революционных кругах он так и не восстановил. Этот же автор дал Семенову такую характеристику: «Этому недурному по натуре человеку, при всех его блестящих внешних качествах, недоставало моральной стойкости и умственной глубины» [295]. В литературе встречается и менее достоверное мнение о том, что вскоре после своей эмиграции Семенов стал агентом Рачковского — заведующего заграничной агентурой полиции и инициатора фабрикации «Протоколов сионских мудрецов» [296]. Составитель подборки сведений о Семенове, «Az Netlenen», задается справедливым вопросом, почему Б.И. Николаевский, ведший переписку с Семеновым, не прояснил этот скандальный момент.