Точно таким же образом избирательно цитируют (как сделал и «Первый канал») начальника штаба Восточного фронта генерал-майора Гофмана, который заявлял, что он имеет право применять «против вражеских сил средства пропаганды», как применяет гранаты и газы (и из этих слов напрашивается вывод, что он-то большевиков и забросил), но опускают его важнейшие слова: «Мы узнали об этом лишь несколько месяцев спустя, когда заграничные газеты начали упрекать за это Германию и называть нас отцами русской революции [...] Лично я ничего не знал о перевозке Ленина. Но если бы меня об этом спросили, то я вряд ли стал бы делать какие-либо возражения против этого» [346].
Руководитель разведслужбы немецкого генштаба Вальтер Николаи также высказывался вполне определенно. 23 марта 1917 г. он сообщил жене: «Моего ведомства это касалось постольку, поскольку проезд Ленина через Германию не должен был использоваться для агитации, а его единомышленники в Германии не организовали бы демонстрации. Я не возражаю против желания Министерства иностранных дел…» [347]. В мемуарах он уточнил, что МИД надеялся (!) тем самым создать трудности русскому правительству, а военное командование было вообще против таких методов [348]. Ни о каком прямом взаимодействии немцев с Лениным речи быть не может.
Наконец, кайзер Вильгельм II узнал о проезде через его империю первой группы эмигрантов лишь 11 апреля, когда они уже приближались к ее северной границе, и даже дал себе смелость порекомендовать литературу революционерам для успешной агитации, включая и речи канцлера, без которых те, надо думать, никак не справились бы [349]. Как видно, скромности дядюшке Николая II было не занимать.
Опубликованные Вернером Хальвегом в 1957 г. (в 1990 г. изданы на русском) и Збинеком Земаном в 1958 г. [350] документы германского МИДа показали: там действительно ожидали, что революция может вывести Россию из войны. Именно в МИД отправил свой «меморандум» Парвус и оттуда получил 1 млн руб.
Как уже было сказано, безосновательно деньги Парвуса считать деньгами большевиков. В документах МИДа есть и иные упоминания о переводах средств и предложения их выделить, но их тоже невозможно увязать с большевиками. Указаны там и выплаты конкретным деятелям: эстонскому националисту Александру Кескюла (агент Штейн) и эсеру Цивину (агент Вейс). Они посылали в МИД отчеты о своей широчайшей и успешной деятельности. Стоит только вчитаться в их реляции, чтобы понять степень их неосведомленности и масштабы вранья, которым могли довольствоваться только еще более безграмотные чиновники. Кескюла как минимум еще с 1911 г. занимался подозрительной деятельностью: создав в Швейцарии «Объединение эстонских социал-демократических эмигрантов, он не пытался его расширять, а, видимо, лишь использовал его название для внедрения в партийные круги. В этот период он откровенно сдвигается к националистическим взглядам, а сразу после начала мировой войны резко улучшает свое материальное положение, вскоре переселяясь в семикомнатную виллу с прислугой. По его собственным подсчетам, он «занял» 300 тыс. марок у кайзеровских ведомств, с которыми порвал связи летом 1916 г. [351] Кескюла, отрабатывая германские подачки, перехватывал кое-что из ленинской корреспонденции (поэтому сообщал и верную информацию) и усиленно создавал впечатление, что он тесно сотрудничает с большевиками. Он даже сумел всунуть 1 500 крон секретарю стокгольмских большевиков Богровскому, за что тот, вероятно, и предоставил доступ к партийной корреспонденции [352]. Этот неприглядный факт был тогда же раскрыт в ходе внутрипартийного расследования, но он гораздо показательнее высвечивает самого Кескюла, который был сугубо мелким шпиончиком, а не представителем революционеров, как его неосмотрительно называет Хальвег.
Кескюла сообщал немецкому послу в Швейцарии Ромбергу кое-что о деятельности революционеров, об идеях Ленина, а в 1915 г. в памятной записке «Внутриполитическое положение России» указывал на то, что Ленин и другие революционеры могут быть противовесом опасности появления кадетского правительства. Среди достоверно изложенных пунктов программы большевиков великий знаток Кескюла отметил: «вступление русской армии в Индию». Секрет агентурной работы прост: Кескюла просто списывал то, что открыто публиковалось в газете «Социал-демократ», а идею поддержки революции в колониях он своим скудным умом истолковал как введение войск в Индию. Из этого донесения Ромберг сделал более чем странный вывод: ленинская программа, будучи использована «в неприятельских странах», особенно во Франции, может оказать «неоценимую услугу» [353]. Очевидно, этот гениальный стратег полагал, что программой Ленина можно так запугать французское правительство, что оно пойдет на сепаратный мир с Германией. О степени здравомыслия посла судите сами. Военное же командование отвергло план. А Фельштинский такое сообщение Кескюлы принимает за «условия, на которых Ленин соглашался подписать с германским правительством мир...» [354]. Так сказать, измена в глазах смотрящего…
350
Germany and the revolution in Russia 1915—1918. Documents from the archives of German Foreign Ministry. L., 1958; их публикацию на русском Фельштинским см.: Николаевский Б.И. Тайные страницы истории. М., 1995; Германия и революция в России. 1915—1918. М., 2013.
351
Бьёркегрен Х. Скандинавский транзит. Российские революционеры в Скандинавии. 1906—1917. М., 2007. С. 472—474, 484, 521.