Можно даже сказать, что именно Францию немцы довели до переворота. Константин Гайворонский пишет: «Газету виднейшего оппозиционера Жоржа Клемансо L’Homme Enchaine с критикой власти немцы даже распространяли в лагерях французских военнопленных, считая ее лучшей пропагандой». Это при том, что Клемансо критиковал правительство за нерешительность в войне! В итоге президент Пуанкаре назначил «Тигра» Клемансо главой правительства [402]. Получается, гораздо крепче железный кулак Берлина ударил по Франции, а до России дотянулась только какая-то бессильная культя Берлина. Вот так Клемансо стал премьером, а к смертной казни по обвинению в связях с Германией приговорили французского коммуниста Анри Гильбо, использовав для этого очередную фальшивку [403].
В оккупированной Бельгии немцы стремились повлиять на движение фламандцев, чтобы присоединить к себе их часть страны, апеллируя к их родственной немецкой культуре [404]. Но даже этого они не добились.
Германия старалась применять стратегию укрепления национальных движений и против России: уже в 1914 г. в Берлине был организован грузинский комитет, деньги были выданы «представителю» еврейских организаций, который обещал «в течение 10 дней возбудить там [в Бессарабии] восстание, а затем и общую революцию против России», уже известный Кескюла развивал идеи революции в Эстонии, большой интерес для немцев представляла Финляндия — и все эти действия были предприняты еще до предложения Парвусом своего меморандума [405]. В связи с этим неудивительно, что Кюльман, как было отмечено выше, за месяц до Октябрьского восстания большевиков, претендуя на лавры их куратора, рассуждал именно о национальном восстании в Финляндии, а не о социалистическом в Петрограде. Он попросту воспроизводил логику заученной чиновниками стратегии подогрева национальных конфликтов. Только вот от многочисленных повторов успешнее она не становилась.
Более того, «Берлин в те далекие годы очень рассчитывал на исламскую революцию в мире.
Расчет ясен: значительная часть мусульман жила во владениях Российской, Британской, Французской империй. К этому можно добавить, что в Германии часть мусульман пользовалась особым статусом военнопленных. Они находились в двух специальных лагерях как “гости Кайзера на немецкой земле”. Показательно, что газета для мусульман на территории Германии издавалась на арабском, турецком, татарском и русском языках. Ее название было “Джихад”.
Таким образом, германское правительство в своих интересах финансировало подготовку мирового джихада. Правда, никаких больших восстаний этой пропагандой достигнуто не было» [406].
В общем, как подытожил тот же Колоницкий, «сама логика контактов с могущественной бюрократической организацией требовала все новых, все более внушительных отчетов — для получения новых кредитов. В них личные и дружеские групповые связи подчас выдавались за эффективные политические структуры, приватные поездки — за важные командировки, разговоры в кафе — за влиятельные совещания. Получение новых средств зависело от расширения размаха деятельности — реального или мнимого» [407].
Считаю уместным сказать и о пропагандистских усилиях военных и гражданских ведомств царской России, тем более, что они были очень схожи с действиями Германии. Александр Асташов так охарактеризовал их: «Основным средством являлся апробированный как в самой России, так и в ее деятельности за рубежом в работе с заграничной печатью подкуп представителей печати (курсив мой. — Р.В.). Не принимался во внимание общественный характер этого вида оборонительной деятельности. […] Это походило на постановку дела в Германии, где организация пропаганды также оказалась всецело в руках бюрократии, но значительно отличалась от ситуации в Англии и Франции, где общественность была представлена в значительно большем объеме, хотя действовала в начале войны несогласованно»; поэтому российская пропаганда «осталась вторичной, проигрывала по всем статьям даже самой отсталой на тот момент германской пропаганде. Правда, эффективность германской пропаганды определялась, кроме наличия общего культурного потенциала, отсутствовавшего в России, критикой именно язв русской действительности» (курсив мой. — Р.В.) [408]. Во время совещания российских чиновников при МИДе прозвучал одинокий возглас разума и замолк без поддержки: за деньги будут работать «лишь наименее значительные и наименее щепетильные в нравственном отношении журналисты, которые руководствовались бы исключительно корыстными побуждениями и едва ли могли бы оказывать какое-либо существенное влияния на общественное мнение» [409]. Минфин взял на содержание французскую газету «Temps», публикуя выгодные ему внешнеполитические сообщения, зато на тему внутренней российской политики газета высказывалась достаточно свободно. МИД готов был платить этому же изданию 150 тыс. франков в год за желательные для царизма статьи. Минфин и МИД долго перепирались о влиянии на газету, «проблема была разрешена в нужном для МИД варианте... в апреле 1917 г.» [410].
402
Гайворонский К. Победа или власть (https://www.vedomosti.ru/opinion/articles/2017/03/10/680590-pobeda-ili).
405
Колоницкий Б.И. Эмиграция, военнопленные и начальный этап германской политики «революционизирования» России (август 1914 — начало 1915 г.) // Русская эмиграция до 1917 года — лаборатория либеральной и революционной мысли. СПб., 1997 (http://ru-history.livejournal.com/2922659.html).
406
Колоницкий Б. И. Люди, деньги и темные силы (http://www.ng.ru/stsenarii/2017-02-28/9_6937_sluhi.html).
407
Колоницкий Б.И. Эмиграция, военнопленные и начальный этап германской политики «революционизирования» России (август 1914 — начало 1915 г.) // Русская эмиграция до 1917 года — лаборатория либеральной и революционной мысли. СПб., 1997 (http://ru-history.livejournal.com/2922659.html).
408
Асташов А.Б. Указ. соч. (http://propagandahistory.ru/books/Aleksandr-Astashov_Propaganda-na-Russkom-fronte-v-gody-Pervoy-mirovoy-voyny/3).