Все эти примеры показывают, что в условиях нынешнего режима финансирование развитие гражданской фундаментальной науки в нынешней России экономически невыгодно, так как ведет к потере человеческого капитала и денег, идущих в высшее российское образование, и, по сути, косвенно помогает развитию американской науки.
Фундаментальные науки хороши для американцев, которые быстрее внедряют. Когда из фундаментальной науки делают диссертационную кормушку стране мало пользы. Сталин интуитивно понимал, что то, чем занимались физиологи, какими-то механизмами. Но это не те механизмы, которые можно использовать в практическом лечении больных — пока слабоват был СССР, чтобы возглавить создание лекарств в мире, а вот воздействие на нервную систему использовать было можно. Например, микробиолог Гаузе спокойно работал в годы так называемых административных гонений, не верил в учение Мичурина и никто его не трогал. Он дело делал — создавал продуценты антибиотиков.
Функции науки совершенно разные в догоняющей и лидирующей стране. Для лидирующих стран особое значение приобретает фундаментальная наука, которая дает новые направления для развития технологии. В догоняющих странах важнее прикладная наука с небольшим количеством фундаментальный. Требуется осваивать уже имеющиеся или возможные (когда известно, что они могут быть реализованы промышленно) технологии. Поэтому в такой стране важнее финансировать прикладную науки и ОКР.
А как обстояло дело в те далекие годы, сразу же после жестокой и кровавой Великой Отечественной войны. Страна была нищей. Все силы она бросила на восстановление своей экономики. И ещё на создание ракетно-ядерного щита. Люди голодали, недоедали или обходились малым, но отдавали все силы на создание атомной бомбы. Нужна ли была тогда генетика дрозофилы? Думаю, что нет. Она принесла бы свои плоды через десятилетия. Полученные же фундаментальные знание были очень на руку американцам с их более развитой наукой, готовой сразу внедрять. Мичуринские подходы давали результат сразу. Морганисты ничего в практику в те годы дать не могли.
Наука требовала большего финансирования и введения большей ответственности за полученный результат.
Советские ученые били тревогу. Президент АН СССР академик Г. И. Марчук[671] писал о кризисе советской науки: «Широкой общественностью, руководством страны должно быть осознано: наше положение в науке находится в разительном контрасте не только с развитыми, но и с развивающимися странами».
Самое интересное, что симптомы нарастали постепенно. Первые свидетельства снижения эффективности советской науки были получены еще в конце 60-х годов. Один из выводов работы Бариновой и др.[672] — о низкой эффективности научных исследований в СССР, подкрепленный количественными данными, оказался довольно неожиданным. Тогда гораздо чаще говорилось о высокой эффективности науки в Советском Союзе и превосходстве ее над наукой капиталистических стран. Полученные данные не подтвердили этот тезис. Выяснилось, что наукометрический подход может вскрывать просчеты в управлении наукой, и в этом плане он мог быть опасен для руководства наукой на разных уровнях.
Симптомы нарастали постепенно. С. Г. Кара-Мурза[673], анализируя состояние науки в позднем СССР науковедческими методами, убедительно доказывает, что за последние 15-20 лет перед гибелью СССР в науке стало нарастать отставание от мировой науки. Особенно устаревшим познавательным аппаратом пользовались в СССР химики. В среднем в химических журналах СССР 60% ссылок на иностранные источники относятся к работам, опубликованным 10 и более лет назад. Для биологии этот показатель равен 32%, для физики — 34%. Анализ литературы показал, что советские авторы используют меньшее число методов на одну статью, чем авторы за рубежом[674]. В 1976-1987 годах произошло резкое постарение научных кадров[675]. В середине 80-х годов советские доклады на международных симпозиумах составляли менее 1%[676].