По-древнееврейски выражения "мужской" и “женский" прямо означают: бурав и выдолбленная.
и с тех пор было найдено его широкое распространение в Южной Африке, в особенности у племен, живущих на востоке" (Das Zeitalter des Sonnengottes, Berlin, 1904, S.338).
Между двумя крайними стадиями, реальным отождествлением (в обычае) и бессознательной символизацией (в сновидении), заключены другие более или менее сознательные значения символов, находившие в той степени, в какой они забывались, отзвуки в языке. Ясные указания на сексуально-символическое значение огня мы находим в мифе о похищении огня Прометеем, сексуально-символическую основу которого распознал еще мифолог Кун ( 1859). Как сказание о Прометее, так и другие предания связывают зарождение с небесным огнем — молнией. Так, О.Группе* говорит о сказании о Семеле, из горящего тела которой родился Дионис, что оно, является, вероятно, одним и немногих в Греции остатков древнего типа легенд, связанных с жертвенным огнем; ее имя было “быть может, первоначально ’доска’ или ’стол’, нижний кусок дерева... В мягком дереве последнего зажигается искра, при рождении которой сгорает ’мать’”. — Еще в мифически разукрашенной истории рождения Александра Великого говорится, что матери его, Олимпии, в ночь перед свадьбой снилось, как ее охватила буря, молния, сверкая, попала на ее лоно, оттуда вырвался дикий огонь, исчезнувший в тысяче языков (Dro-ysen: Gesch. Alex. d. Gros., S.69)“
Сюда же относится и знаменитая басня о кудеснике Вир-гилии, который мстит одной неприступной красавице тем, что тушит весь огонь города, и горожанам приходится зажигать их новый огонь на половых органах выставленной на позор обнаженной женщины. Этой заповеди зажигания огня можно противопоставить другие предания — в смысле саги о Прометее — содержащие запрещение зажигать огонь, такова сказка об Амуре и Психее, в которой любопытной супруге запрещается зажигание огня, дабы лицезреть ночного любовника, или рассказ о Периандре, который при том же условии
Griech. Mythol. u. Relig. Gesch., Bd.II, München, 1906, S.1415.
Беременной Парисом Гекубе снится, что она принесет миру огонь,
который подожжет весь город.
еженощно посещает, как неузнанный любовник, свою мать. И наш современный язык сохранил еще многое от этой символики: мы говорим о “любовном огне", о “жаре любви", о любви, охватывающей “как огонь” и т.д.
Аналогично нижнему куску дерева, всякое место, где зажигают огонь — алтарь, очаг, печь, лампа и т.д., — считается женским символом. Так, например, при черной мессе алтарем служили половые органы лежащей обнаженной женщины. Греческому Периандру его умершая супруга Мелисса делает предсказание (Геродот, V.92) с указанием на то, что он “поставил хлеб в холодную печь", что было для него верным знаком, “так как он совокуплялся с трупом Мелиссы”. Хлеб здесь сравнивается с фаллосом; в интересной работе Хефлера есть указание на то, что некоторые виды наших печений еще теперь имеют форму фаллоса. (Ср.. Zentralblatt f. Antropol., 1905, S.78). Но рожденный в печи хлеб сравнивается также и с рожденным в материнском теле ребенком, на что указывает и имя Leib (только позже перешедшее в Laib) и форма (с пупом посередине). С другой стороны, еще и теперь роды в Тироле описывают выражением: “печь обрушилась”, Франц Моор в Разбойниках Шиллера единственную братскую связь с Карлом видит в том, что они “вышли из той же печи” Но половое значение переносится на все, что находится в каком-либо отношении к первоначальному символу. Очаг, через который аист бросает ребенка, становится женским символом, трубочист — символом фаллоса, что можно узнать и по его теперешнему значению, как приносящего счастье; большинство наших символов счастья были вообще раньше символами плодородия и плодовитости: подкова, лист клевера и т.д.
Для первоначального представления о половом характере пахоты, кроме символизации фаллоса почти во всех орудиях*, ооновное значение имело понимание земли, как
Нож, молоток, гвоздь и т.д. Значение молотка, особенно того, которым освящается брачный союз, как фаллоса распознано Коксом (Myth, of the Aryan Nations, 1870, vol. II, p.115), Майером (Germ. Myth., 1891, S.212) и др.; соответствующий клин Индры — его фаллос (Schlesinger: Gesch. d. Symbols, 1912, S.438). О гвозде Хуго Винклер говорит: Твоздь, орудие рождения, пенис; его образ можно еще
первоначальной матери (ср. с интересной книгой Дитриха Мать-земля — 2, Auflage, 1913). В древности это представление было столь распространенным, что даже сны, например, сон, сообщаемый о Юлии Цезаре и Гиппии о половых сношениях с матерью, толковались как захват земли. В Эдипе Софокла герой несколько раз говорит о “матери-ниве, в которой он зародился” Еще в Перикле Шекспира Ббль, который должен лишить девственности Марину, пользуется следующим символом (IV, 5): "Ап if she were a thornier piece of’ground thansheis, she shall be ploughed”*