Корзина, сосуд или короб*** означают вместилище, лоно; так что предание воде непосредственно означает
Ср. со “сновидениями о рождении” (Freud: Traumdeutung, S.207).
В сказках, адаптированных для детского восприятия и особенно к детским сексуальным представлениям (см. статью Фрейда в декабрьском номере Sexuelle Probleme), рождение человека часто изображается как вытаскивание ребенка из колодца или озера. Например (Grimm: Deutsche Sagen, I, 7), повествуется о том, что новорожденные появляются из колодца, где они рождаются на свет. Такая интерпретация, по-видимому, подходит и к некоторым национальным обычаям; например, когда у кельта была причина сомневаться в своем отцовстве, он помещал новорожденного на большой щит и пускал его на воду ближайшей реки. Если волны прибивали его к берегу, ребенок считался законным, но если он тонул, это служило доказательством обратного, и мать ребенка также убивали (см. Franz Helbing: History of Feminine Infidelity). Дополнительный этнологический материал из фольклора собран автором в его Саге о Лоэнгрине. "Короб" в некоторых мифах представлен пещерой, которая также отчетливо символизирует лоно, например, в повествовании об Аврааме, Ионе и др. и особенно в истории о Зевсе, который родился в пещере горы Ида и был вскормлен козой Амальтеей; мать укрыла его там в страхе перед своим супругом, Кроносом. Согласно Илиаде Гомера (XVIII, 396, et seq.), Гефест также был брошен в воду своей матерью из-за его хромоты и в течение девяти лет скрывался в пещере, окруженной водой. Заменой на прямо противоположное (падение в воду) рождение здесь явно представляется как окончание девяти месяцев внутриутробной жизни. Более широко распространенным, чем рождение в пещере, является помещение ребенка в сундук, о котором рассказывается как в вавилонском мифе о Марду-ке-Таммузе, так и в египетско-финикийском мифе об Осирисе-Адо-нисе (см. Winckler: Die Weltanschauung des alten Orients. Ex Oriente Lux, I, I, S.43). Бахус также избегает преследований царя благодаря тому, что был брошен в сундуке в воды Нила, и его трехмесячного спасла дочь царя (Paus, III, 24), что удивительно напоминает легенду о Моисее. Подобная история повествуется и о Тенесе, сыне Кикна (Siecke: Hermes, S. 48, Annot.), и о многих других. Распространенность подобных символических представлений среди аборигенов демонстрируют следующие примеры: Штукен пересказывает нам новозеландскую сказку о полинезийском похитителе огня (и семян) Мани-тики-тики, которого сразу же после появления на свет
8 Ркик процесс рождения, хотя и выражаемый через прямую противоположность.
Тому, кто станет возражать против подобной репрезентации через противоположное следовало бы вспомнить, как часто сновидения идут по такому же пути (cp. Freud: Traumdeutung, S.238). Подтверждение такой интерпретации предания воде в распространенном человеческом символизме предоставляет нам материал самих легенд: это содержание сна, приснившегося деду (или еще убедительнее — самой матери)* перед рождением ребенка в мифе о Кире в версии Ктесия; в этом сновидении из лона женщины, готовящейся стать матерью, вытекает столько воды, что она, подобно океану** способна затопить всю Азию. Примечательно, что
мать бросила в море, завернув в фартук (в сундуке, коробке). О подобной истории рассказывает и Фробениус (loc.cit, S.379); здесь ребенка бросают в воду, его находит и воспитывает богатая бездетная женщина, но в конце концов он решает найти своих настоящих родителей. Жене Раджи Бесурйяи был послан ребенок, плывущий на пузыре водяной пены (из Сингапура) {Zeitschrift fur Ethnologie, 1906, S.281 ).
В упоминавшейся ранее работе Абрахама (Abraham: Dreams and Myths, p.22) представлен анализ весьма похожего, хотя и более сложного сновидения о рождении, которое отвечает реальным обстоятельствам; молодой беременной женщине, не без страха ожидавшей родов, привиделось во сне рождение сына, и вода появилась непосредственно как амниотический поток.
Эта воображаемая картина огромного количества воды очень близка к мотивам большой и широко распространенной группы мифов о Потопе, которые в действительности представляются не чем иным, как универсальным выражением мифа об изгнании. Герой представлен здесь человечеством в целом. Гневным отцом является бог; гибель и спасение человечества точно так же следуют друг за другом в прямой последовательности. В таком параллелизме интересно отметить, что ковчег или осмоленный дом, в котором Ной плывет по воде, в Ветхом Завете обозначается тем же словом tebah, что и емкость, в которой оставляют младенца Моисея (Jeremias, loc. cit., S.250) Относительно мотива Великого Потопа см.: Jeremias, S.226, см. также работу Лессмана, посвященную саге о Кире в Европе, где Потоп описывается как возможное развитие мотива предания воде. Пример такого развития одного в другое демонстрирует сага о Потопе, рассказанная Бадером в его Баденских народных легендах Когда однажды Глубокая Долина была затоплена ливнем, на воде заметили мальчика, плывущего в колыбели, которого чудом спас кот (Friedrichs, loc.cit., S.265).