Изучение тезиса о заговоре получило серьезный импульс вследствие того, что маниакальное представление о всемирном жидомасонском заговоре усвоила национал-социалистическая идеология. Кстати, научно-политические интересы самих национал-социалистов породили ряд монографий, которые, хоть и отмечены соответствующим клеймом, все-таки содержат обработку важного материала из первоисточников[34]. Джон С. Кёртис в 1942 г. в своей монографии о так называемых «Протоколах сионских мудрецов»[35] не увидел связи между праворадикально-фашистской и контрреволюционной теориями заговора, однако ее заметил Норман Кон в работе 1967 г., посвященной той же теме[36]. Правда, он только пересказывает тезисы Баррюэля, не вникая в их источники и предпосылки и не производя систематического анализа контрреволюционного конспирологического мышления[37]. Зато Лев Поляков в третьем томе своей «Истории антисемитизма» в 1968 г. кратко описывает происхождение тезиса о заговоре в Новое время уже в связи с христианскими антиэмансипаторскими тенденциями[38].
В работе «Политика безумия: правый экстремизм в Америке, 1790—1970» Сеймура Мартина Липсета и Эрла Рааба, вышедшей в 1970 г., показано, что американские правые радикалы по-прежнему используют антииллюминатский тезис о заговоре[39], а также рассмотрены предпосылки политического успеха подобной агитации в Америке. Липсет и Рааб тоже не предпринимают даже беглого рассмотрения генезиса контрреволюционного тезиса о заговоре и без детального анализа исходят из двух больших синтетических произведений, излагающих этот тезис (оба вышли в 1797 г.): «Памятных записок по истории якобинства» аббата Баррюэля и «Доказательств заговора против всех религий и европейских правительств, задуманного в тайных собраниях франкмасонов, иллюминатов и читательских обществах» эдинбургского профессора Джона Робисона.
Произведенный обзор степени изученности материала показывает, что работа о реально-исторических и идейно-исторических предпосылках контрреволюционного тезиса о заговоре, об истории его возникновения, различных проявлениях, а также практико-политической значимости может заполнить лакуну в научных исследованиях.
Между тем работа иерусалимского социолога Якова Каца «Евреи и масоны в Европе, 1723—1939», вышедшая в 1970 г.[40], отчасти заполнила эту лакуну. Поэтому нам нет необходимости подробно останавливаться на изученной Кацем социальной основе тезиса о заговоре применительно к евреям.
Хотя настоящая работа поначалу не задумывалась как социально-историческое исследование, ее основу по необходимости образует обзорное описание исторического фона — уже потому, что «история идей» не может существовать отдельно от «плоти и крови всеобщей истории». Чисто идейно-исторический анализ не позволил бы дать оценку практической важности рассматриваемых здесь теорий. В отличие от традиционной истории идей, производящей «внутренний смотр» идей, предпринятый здесь научно-социологический «внешний смотр» претендует не столько на имманентно-феноменологическое описание и анализ идей, сколько на установление взаимозависимостей между теориями и социальными реалиями[41].
Таким образом, предполагается рассмотреть реально существующие социальные группы и образцы мышления, которые предполагают некое ожидаемое поведение (Verhaltenserwartungen) и предопределяют его типы (Verhaltensweisen). При этом следует обратить внимание на социально-психологическую категорию страха, становящуюся «центральной проблемой науки»[42], поскольку подлинный (реальный) страх в кризисных ситуациях имеет тенденцию превращаться в невроз преследования.
39
В статье «Древний заговор, связанный с якобинцами и большевиками» (Ancient Conspiracy linked to Jacobins and Bolshevists) в праворадикальном «Каунсиллоре» от 01.02.1965, например, говорилось: «Основатель большевизма — на самом деле Адам Вейсгаупт, а не Карл Маркс... Якобинцы Французской революции контролировались баварскими иллюминатами... Заговорщики сегодня контролируют коммунизм» (цит. по: Lipset / Raab 1970, 230).