Улица Урицкого
Половина Лондона живет в домах XVIII века и прекрасно себя чувствует. В провинциальной Франции я во множестве встречал людей, с удовольствием живущих в домах XII—XIII веков. У нас же, если дому сто лет, сразу истерика: деревянные перекрытия, аварийное состояние, надо снести, попытаемся сохранить фасад.
Департамент культуры Москвы — историческое здание на углу Неглинной и Кузнецкого — беспорядочно завешано кондиционерами так, что ни колонн, ни карнизов не разглядеть. Сыщите мне кондиционер на историческом фасаде в европейском городе, где традиции не умеют хранить. А ведь это ведомство, которым руководил просвещенный Капков. Что с других-то взять. Батюшки наши, каждый второй, как получат храм, первым делом вместо старинного кирпичного пола кладут новый кафельный, как в дорогой сауне, и стеклопакеты в окна XVII века вставляют. Где наши булочные с 1910 года, часовые мастерские c 1885-го, банки с XVIII века?
Большинство хранителей традиций не читают на иностранных языках, а если бы читали, то в европейских городах, особенно малых и средних, заметили бы мемориальные доски в честь именитых горожан — не везде одних и тех же, национальных, великих, а своих, местных. Тут жил замечательный учитель, хорошо учил, помним. Тут — основатель местной газеты. Тут — здешний благотворитель, организатор женских курсов. И улицы в их честь. А у нас меньше маршала Жукова помнить неинтересно. Ладно бы еще пал героем за родину, а то учителишка какой-то, леса на доски, моллюсков на мел не напасешься.
Улицы во всей России одинаковые — Чернышевского, Добролюбова, Урицкого, Володарского, Свердлова, Кирова. Пушкина взяли себе для компании, хоть он и не напрашивался. Как будто бы эти Урицкий с Володарским успели во всех городах прожить свою недолгую яркую жизнь. А любая площадь, где Главпочтамт, всегда — Подбельского. А всех заслуг того Подбельского, что он несколько месяцев был наркомом почт и телеграфов в 1918—1919 годах, — ровно тогда, когда почта с телеграфом перестали работать, да с тех пор толком и не начали.
Упадок нравов
«В Испании упадок веры, — радостно сообщаете православный сайт «Радонеж» (это такая христианская радость за ближнего). — Регулярно посещают мессы 13% населения». Еще бы, в таком аду: ювенальная юстиция, гей-браки с 2005 года, власть меняется на выборах, художники как хотят оскорбляют чувства.
Только 13% — это как если бы у нас регулярно в Москве на каждую воскресную литургию ходило полтора миллиона человек. Ходят? По данным нашего МВД, в 2012 году в пасхальную ночь внутри храмов было 156 тысяч. Это чуть больше 1% московских жителей. Сама церковь спорит с МВД и дает цифру в десять раз больше — это, правда, с посещением всех пасхальных служб и мероприятий, включая массовый выезд на кладбища в пасхальное воскресенье, который сама же церковь и осуждает (по канонам всю пасхальную неделю не печалятся, не поминают усопших, а радуются будущему общему воскресению). Но даже если принять счет церкви, это все равно у нас на Пасху чуть меньше, чем в Испании в обычный воскресный день.
По данным ФОМ, более-менее регулярно бывают в определенном храме, то есть могут называться прихожанами или практикующими христианами, 5% населения. И это речь не про каждую неделю и с верой людям на слово, а людям ведь хочется приукрасить свои отношения с Богом.
Смотрим европейскую статистику. В адской Испании, значит, 13%. В Италии каждое воскресенье мессу посещает 15% населения. В не менее адской Франции — 14%. В «либерастических» Нидерландах, среди католиков, — 24%. Цифры, сопоставимые с нашими 5%, встречаются в протестантских странах севера Европы — это где, по нашим рассуждениям, веры вообще не осталось. Можно сказать, конечно, что тенденции важнее фактов и что там падает, а у нас растет. Но, во-первых, после девяностых уже не растет. Во-вторых, до этих 13—14% все равно не вырастет. Для того чтобы пришли хотя бы 10%, нужны совсем другие священники. Но таких почти нет, научить своих христианству некому, значит, мы пойдем других поучим.
Поучим других, что такое семья. Из статистики ООН видно, что у нас самое высокое количество разводов в Европе, и в абсолютных цифрах и на душу населения, — в среднем в два раза выше, чем у тех, кто про настоящую семью забыл. Собрались учить Запад воспитанию детей, а из статистики видно, что у нас третий в мире показатель числа абортов на число беременностей — почти 40%: в два, три, четыре раза выше, чем в любой стране разложившегося Запада. Можно, конечно, запретить разводы и аборты (как было в СССР), только мы ведь про традиции. Или про тюрьму? Или все к этой традиции у нас и сведется?