Так мы и отправились в Спрингфилд (по два часа за рулем, и меняемся) – я, и Койот, и Джимми Мозер, и Майк Хэллоран, и Джош Вик, и Сара Джейн, и Джессика с Эшли набились в мой пикап и сзади, и спереди. Койот настроил радио на что-то ритмичное и приложился к бутылке какого-то жуткого пойла без этикетки, вероятно, во рту его мигом сделавшегося одним из лучших шотландских сортов «с ярко выраженным торфяным ароматом». В кузове Джимми уговаривал Эшли с ним пообжиматься, пока ночной ветер треплет их волосы, а мимо, хоть на дворе и январь, мелькают один за другим светлячки. Эшли особо не возражала, и уж тем более не возразила, когда каждому захотелось потрогать ее живот, почувствовать, как там, внутри, шевелится ее малыш. Только раскраснелась вся, будто примула – даже пупок порозовел.
Пробираясь в спортзал, никто слишком уж не осторожничал. Пол баскетбольной площадки пищал под подошвами, все дружно хихикали, как будто над чьими-то шутками, хотя никто не шутил, а Койот все шипел:
– Допивай, допивай, – и сжимал мою руку, точно не в силах сдержать восторга.
Мармелад стоял на почетном месте, посреди праздничной повозки, весь из себя готовый к недолгому путешествию на большой, выпавший нам по жребию нейтральный стадион. Вокруг, вдоль берегов ярко-синего бумажного моря, висели гирлянды цветов из белого и желтого крепа. Сам Мармелад величаво расправил в стороны зеленые крылья, а в когтях держал огромный оранжевый шар из папье-маше, окаймленный «лучами» алюминиевой фольги, оклеенной золотистыми блестками. Громовержец сотворил этот мир, Громовержцу теперь им и править.
Едва завидев на лице Койота то самое выражение, я поняла: ни за что не позволю ему добраться до добычи первым. И бросилась вперед, помчалась к повозке – только пол под подошвами кроссовок пищит.
– Банни! – завыли остальные мне вслед.
Койот рванулся за мной, сокращая разрыв, стремясь к солнцу: я, дескать, резвее, куда как резвее!
Что ж, иногда так оно и выходило, а иногда резвее оказывалась я, однако… чего там, не впервой же, и на сей раз победа осталась за мной.
Вскочила я на повозку, даже не потревожив бумажного моря, подняла руки, потянулась на цыпочках и, наконец, просто прыгнула. Я – девица рослая: гляньте, куда допрыгнуть могу! И солнце послушно легло мне в ладони, все еще теплое, согретое лампами спортивного зала и постоянно работающим отоплением. С ним у меня в руках оказался и Громовержец – красные щеки, пастельно-зеленые крылья… Бросив взгляд вниз, я увидела Койота: глядит на меня, задрав голову, и усмехается: ладно, дескать, бери, если хочешь. Бери и носи, как корону. Однако секунду порадовавшись тяжести добычи, насладившись удачной кражей, я отдала Громовержца ему. То был его год. Он заслужил.
Так, под январскими звездами, с солнцем в кузове моего пикапа, с тремя беременными девчонками, придерживавшими его одной рукой каждая, чтоб не помялось, не укатилось, и отправились мы домой.
В день матча мы насадили солнце на дьявольские вилы и прокатили нашу повозку вокруг стадиона, точно герои-завоеватели. Точно ковбои. Мармелад выглядел чуточку погрустневшим. Тем временем Койот в раздевалке отмывался от крови, готовясь ко второй половине игры – потрясенный, ни девчонок вокруг, ни шприцов со стероидами, торчащих из его дружеской руки, словно букет пионов.
Первая половина финального матча накрыла нас, точно камень, рухнувший с неба. «Буревестники» били не на эффект – просто мало-помалу, короткими рывками, отыгрывали расстояние, неумолимо приближаясь к зачетной зоне. Не радовались, не ликовали, заработав очки. Только кивали тренеру и перестраивались. Они перехватывали безупречные, неземной красоты передачи Койота, висли на нем, если он, как обычно, пытался бежать. На наших трибунах поднялся гвалт и визг, наши болельщики запрыгали, заскакали вверх-вниз, подбадривая отряд наших пузатых чирлидерш, несмотря на весь ужас и возражения со спрингфилдской стороны.
– Не слушай их, Сара Джейн, не слушай, детка! – вопил мистер Боллард. – Ты выглядишь безупречно!
Да, выглядела Сара Джейн – просто на славу: кулаки вскинуты к небу, хвост волос на затылке хлещет из стороны в сторону…
Первая половина матча закончилась со счетом 14:7 в пользу «Буревестников».
Я проскользнула в раздевалку, к тому времени превратившуюся в столицу «Дьяволов». И девчонки, и парни, и игроки, и чирлидерши, и мальцы из второго состава марширующего оркестра, которые потребуются только после игры, – все сгрудились здесь. Кое-кто толкал ободряющие речи, к которым я не прислушивалась, кое-кто бинтовал колени, а остальные… ну, коротко говоря, занимались всем, без чего дело не обойдется, если рядом Койот. Таких празднеств, как в раздевалке у «Дьяволов», не видал даже Рим.