Согласно поверью, водяной покровительствовал, и то в исключительных случаях, лишь рыбакам, пчеловодам и мельникам. Недаром о последних ходили слухи, что они колдуны и знаются с нечистой силой[150]. Рыбаки, пчеловоды и мельники часто приносили водяному жертвы – рыбу, лапти, щепотку табака, медовые соты и т.д.
Образ водяного – водяного дедушки, омутника, водяного или морского царя – в различных жанрах русского фольклора, в зависимости от специфики, функциональной направленности и поэтических особенностей того или иного жанра, предстает по-разному. Однако основные черты его повторяются, генетически восходят к одним и тем же предпосылкам и определяются общим древнейшим анимистическим представлением о всесильной, но часто коварной и злой водной стихии.
Известно, что восточные славяне, как и многие другие народы, обожествляли воду. Свидетельства об этом анимистическом культе неоднократно отмечались исследователями[151]. Нет сомнения, что дошедшие до нас многочисленные запреты и обычаи, связанные с водой (бросание денег в море, источники и т.д.), а также рассказы о водяных и русалках восходят к этим дохристианским формам культа воды. На это обратил внимание уже Шеппинг в своем исследовании славянских мифов, подчеркивая, что представления о водяном «могут служить нам доказательством великого значения воды в религиозном быту нашего язычества»[152]. К этим далеким корням восходят дожившие до XX в., в настоящее же время почти окончательно исчезнувшие, представления о водяном как могущественном хозяине рек и озер и повелителе водного царства.
Примечательно, что о водяном русскими этнографами и фольклористами не только собрано значительно меньше повествовательного материала, чем о лешем, но что многие из них отмечают сбивчивость и неясность рассказов о нем. Об этом писал в своем известном исследовании о деревне Будогоще и её преданиях В.Н. Перетц[153]. То же отмечал и Вл. Даль: «О водяном трудно собрать подробные сведения; один только мужик рассказывал мне о нем, как очевидец, другие большею частью только знали, что есть где-то и водяной, но бог весть где»[154].
Тем не менее наличие веры в водяного постоянно свидетельствуется собирателями XIX – начала XX в.[155]
Интересные сведения о поверьях и рассказах о водяном, его местопребывании, внешнем виде, повадках приводит корреспондент Костин из Орловской губернии, к сожалению, без текстов. Говоря о происхождении водяного, он помимо обычных сведений говорит о том, что в водяных «поделались фараоны», и даёт описание фараонов, совпадающее с образами народной резьбы: «Фараоны – голова человечья, передние руки есть, а вместо ног рыбий хвост»[156]. О фараонах упоминается и в рассказах о водяном, записанных во Владимирской губернии[157].
Любопытно, что образ водяного, казалось бы менее популярный в народе, встречается в большем количестве фольклорных жанров, чем лешего.
Хозяином водного царства, которого надо задобрить и который вправе претендовать на почет, уважение и дары, рисуется водяной в пословице: «Дедушка водяной – начальник над водой»[158], «Со всякой новой мельницы водяной подать возьмёт»[159]. Как об опасном Недруге говорит о водяном заговор: мать в заклинании отводит от свое, го милого дитяти злого водяного и моргунью-русалку[160], человек обращается к силам небесным, чтобы нечистые духи «расскакался и разбежалися... восвояси – водяной в воду, а лесной в лес, под скрыпучее дерево»[161]. В «отсушке», назначена которой разлучить или рассорить любовников при помощи нечистой силы, рисуется черная река, по которой ездит «водяной с водяновкой, на одном челне они не сидят и в одно весло не гребут, одной думы не думают и совет не советуют»[162]. С просьбой об улове обращается к неведомых водным силам рыбак: «Вы эй, мои загонщики, вам кланяюсь до струи воды, до желта песка»[163].
Водяного царя знает былина, образ его хорошо известен волшебной сказке.
В очерке «К былинам о Садко» Вс. Ф. Миллер указывает отличия образа былинного морского царя от образа водяного в народных поверьях «Наши русские водяные, – пишет он, повторяя характеристику водяного из «Поэтических воззрений славян на природу», – „с одутловатым брюхом и опухшим лицом”, живущие в омутах, особенно около мельниц, известные пьяницы, посещающие шинки, где пьянствуют и играют в кости (Аф., II, 237, 238), ворующие лошадей и коров и топящие людей, совершенно отличны от былинного морского царя»[164]. Однако если рассмотреть те эпизоды в былине, которые связаны с морским царем, и аналогичные эпизоды бывальщин и быличек, то станет очевидным, что разница не так-то велика и вряд ли даёт основания для утверждения о нерусском генезисе былинного образа морского царя.
151
См.: А.С. Фаминцын. Божества древних славян. СПб., 1882, стр. 36. Ещё в XVI веке архиепископ новгородский и псковский Макарий жаловался Ивану IV, что многие среди его паствы молятся рекам и болотам (там же).
153
В.Н. Перетц. Деревня Будогоща и её предания. «Живая старина», т. IV, вып. 1, 1894, стр. 8.
163
«Русское народное поэтическое творчество. Хрестот тия». Сост. Э. Померанцева и С. Минц. М., 1951 стр. 118.