Оба эти текста явно чужеродны в народном репертуаре. Большая часть текстов о русалках также не может считаться устно-поэтическим творчеством, но совершенно по другим соображениям. Как правило, это не рассказы о русалках, бытующие в естественных условиях, не произведения искусства слова, а сухие деловые информации, явно провоцированные вопросами собирателя или анкетой. Это – единичные высказывания, свидетельства о верованиях, о суеверных представлениях народа, бытующие не в той форме, в которой они зафиксированы. На основании этих информации можно сконструировать круг тем, сюжетов, образов быличек, но нельзя воссоздать полноправный живой фольклорный текст.
Подлинных же русских быличек о русалках записано крайне мало, несравненно меньше, чем о водяном, не говоря уже о домовом или о лешем.
Отрицать связь имеющихся в нашем распоряжении информации с быличками и бывальщинами, конечно, нельзя. И те и другие лежат в их основе. На базе бытовавших представлений, засвидетельствованных этими информациями, могли возникать и несомненно возникали повествования. Таким образом, верования стимулируют возникновение рассказов, а былички и бывальщины укрепляют верования, подтверждают поверья.
В записях последних лет образ русалки, как уже указывалось, чрезвычайно беден и безличен. Вместе с тем именно образ русалки нашёл, по сравнению с другими мифологическими персонажами, наибольшее распространение в профессиональном искусстве.
Очевидно, именно поэтичностью этого образа, его психологической усложненностью по сравнению с образами других демонических существ народных поверий, большими потенциальными возможностями для создания как зрительного, так и нравственного портрета, объясняется то, что к образу русалки так часто обращались не только литература, но и изобразительное искусство, отдавая предпочтение этому образу народной мифологии перед другими. Пожалуй, с русалкой в этом отношении может конкурировать только чёрт.
И тот и другой образ восходит к народным поверьям. Однако соотношение его с ними, его жизнь в фольклоре и эволюция в литературе, живописи и музыке глубоко различны.
Образ чёрта, чрезвычайно дифференцированный в фольклоре, и корне отличный в легенде и сказке, в русской литературе получил глубокое философское содержание в произведениях Гоголя, Достоевского, Булгакова и других писателей. Образ же русалки, войдя в литературу, остался в рамках поэтического образа поверья. В литературе обосновался некий стандартный, однотипный образ русалки, поддерживаемый и живописью, и декоративным искусством.
Очевидно, писателей и художников привлекало сочетание в этом несколько неясном образе народной демонологии таинственности и красоты, поэтичности и трагизма, любви и смерти.
Вспомним наиболее популярные произведения о русалках, получившие широкое распространение и несомненно оказавшие в свою очередь воздействие на народные рассказы о них.
Фараонка. Поволжская деревянная резьба XIX в.
Если мы приглядимся к образу русалки в русской литературе и живописи, то увидим, что он наделен теми же чертами, которые характерны, судя по наблюдениям собирателей и исследователей фольклора, для народных, преимущественно южнорусских преданий, в которых русалки изображены как водяные красавицы, которые ночью при луне выходят на берега озер и рек, водят хороводы, расчесывают свои волосы и заманивают неосторожных путников. И в литературе прекрасная русалка обычно несет гибель, она чаще всего связана с водной стихией, таинственна, холодна, появляется в ночной темноте, при лунном свете. Образ этот берется из народной мифологии в одном и том же зрительном рисунке, в одном и том же внутреннем содержании, в одних и тех же функциях. Он настолько отработан, настолько привычен и бесспорен, что легко включается в композицию как хорошо пригнанная стандартная деталь. Так, у Пушкина русалка «чешет влажные волосы, манит, кивает, хохочет, плачет как дитя»[259]. Русалки выплывают ночью с глубокого дна, они греются в лучах луны, они стряхивают и сушат «зеленый влажный волос», пугают путников «плеском, хохотом и свистом», щекочут пешеходов, отягчают травой и тиной невод рыбакам, заманивают детей[260].
По глубокой реке, озаряемая луной, плывет русалка в стихотворении Лермонтова. Она полна не понятной тоски, в её хрустальных чертогах спит витязь – «добыча ревнивой волны»[261].
Тот же образ холодной и роковой для человека русалки мы видим и у Гоголя в «Майской ночи». Русалки выходят «греться на месяце», они бледны, тело их «как будто сваяно из прозрачных облаков и будто светилось насквозь, при серебряном месяце»[262].