Иные, более веские причины попасть в фольклор выпали на долю министра внутренних дел, а с 1906 года – председателя Совета министров Петра Аркадьевича Столыпина (1862–1911), упрямо пытавшегося противопоставить революционному террору всю государственную мощь армии, полиции и суда. В период так называемой столыпинской реакции специальные вагоны для перевозки заключенных стали называть «Столыпинскими», а петли виселиц, во множестве появившихся в России, – «Столыпинскими галстуками».
Нарицательным было в Петербурге и имя некоего палача Кирюшки. Как пишет Вс. Крестовский, он отличался исключительной ловкостью и сноровкой. В конце концов его имя сделалось символом палача, а специальная скамья, на которой наказывали плетьми осужденных, в Петербурге стала называться «Кирюшкиной кобылой».
Если верить свидетельствам современников, в середине 1870-х годов петербургский градоначальник Ф. Ф. Трепов (1812–1889) впервые ввел обычай ранней весной скалывать с мостовых слежавшийся зимний лед. Так это или нет, сказать трудно, но в петербургском фольклоре навсегда остался фразеологизм «Треповская весна». Впрочем, как вспоминает художник М. В. Добужинский, в Петербурге его детства, по времени приблизительно совпадающего с периодом градоначальства Трепова, в ходу была крылатая фраза: «Дворники делают весну в Петербурге». Художник пишет, что «целые полки дворников в белых передниках быстро убирали снег с улиц».
Попасть в городской фольклор, не оставив значительного следа в жизни города, было не просто. Даже не всем венценосным особам это удавалось. У фольклора были свои любимцы. Среди них, конечно же, – Екатерина II (1729–1796). Кроме известных микротопонимов «Катькин садик» (Екатерининский сквер перед Александрийским театром), «Катька» (памятник Екатерине в том же сквере) и замечательной школьной скороговорки «Императрина Екатерица заключила перетурие с мирками», императрица Екатерина оставила свое имя в обиходном названии дореволюционной сторублевой купюры. В народе ее называли: «Катя», «Катюха», «Катька» или «Катенька». Эти же народные названия сохранились и за сторублевыми купюрами советского периода истории.
Бонисты – коллекционеры денежных знаков – хорошо знают и другие банкноты, сохранившие в своем обиходном названии имя еще одного петербуржца. Это так называемые «Чайковки» – бумажные деньги генерала Деникина, подписанные министром финансов его правительства бывшим народником Н. В. Чайковским (1850/51 – 1926). Подробнее о нем мы будем говорить ниже.
Одной из наиболее распространенных разновидностей фольклора была аббревиатура. Это вполне соответствовало творческому духу фольклора, который всегда тяготел либо к созданию новых языковых структур, либо к приданию старым словам нового смысла. Острой и беспощадной пародией на стиль телеграфных переговоров революционной поры остались в петербургском фольклоре превращенные в аббревиатуры фамилии вождей восставшего пролетариата Л. Д. Троцкого (1879–1940), В. И. Ленина (1870–1924) и Г. Е. Зиновьева (1883–1936):
Обмен телеграммами.
Троцкий – Ленину: ТРОЦКИЙ (ТРудное Ограбление Церквей Кончено. Исчезаю. Исчезаю).
Ленин – Троцкому: ЛЕНИН (Лева, Если Награбил Исчезай Немедленно).
Зиновьев – Ленину, копия Троцкому: ЗИНОВЬЕВ (Зачем Исчезать Нужно Ограбить Все Если Возможно).
Ленинградский композитор Василий Павлович Соловьев-Седой (1907–1979), депутат Верховного Совета СССР нескольких созывов, лауреат Ленинской и Сталинских премий, любимец партии и народа, автор знаменитой песни «Подмосковные вечера», которая, если верить легенде, прославила именно подмосковные вечера только после вмешательства «сверху». Первоначальный припев песни был якобы иным: «Если б знали вы, как нам дороги ленинградские вечера…» Среди друзей композитор имел характерное прозвище: «ВПСС».
Имела свое очаровательное прозвище и выдающаяся балерина Театра оперы и балета имени С. М. Кирова Алла Шелест. С любовью и нежностью в Ленинграде ее называли: «ШелестАлла».
Чрезвычайной популярностью пользовался в Петербурге начала XX века загородный ресторан «Вилла Родэ», открытый в 1908 году главным управляющим Крестовского сада Адольфом Родэ. Особенно широкую славу ресторан приобрел после нашумевшего стихотворения Александра Блока «В ресторане», навеянного посещением «Виллы Родэ». В 1918 году ресторан был закрыт. Его владелец А. С. Родэ устроился завхозом Петроградского дома ученых. В те голодные годы Дом ученых стал в буквальном смысле домом для многих петроградских ученых, утративших кров, работу и средства к существованию. В то время этот гостеприимный Дом называли «Родэвспомогательным домом».
Исключительно продуктивным приемом увековечивания в фольклоре какого-либо имени считалось сознательное, доведенное до абсурда, искажение его, придание ему подчеркнуто гротескной, шаржированной, а то и просто карикатурной формы. Небезызвестный государственный деятель первой половины XIX века граф К. В. Нессельроде (1780–1862) остался в петербургском фольклоре не как глава внешнеполитического ведомства, возглавлявший его в течение нескольких десятилетий, а как признанный и почитаемый в светских кругах гастроном. В честь Нессельроде был назван изобретенный его главным поваром пудинг, который готовили из сливок, сахара, яичных желтков, пюре каштанов, цукатов, засахаренных вишен и изюма, вымоченного в молоке. Совсем не случайно прозвищем этого петербургского гурмана было: «Граф Кисель-вроде».
Другой государственный деятель той поры граф П. Н. Игнатьев (1797–1879/80), бывший одно время генерал-губернатором Петербурга, а затем председателем Совета министров, вошел в городской фольклор благодаря изощренному каламбуру: «Гнать, и гнать, ИГНАТЬ ЕГО».
Такой же каламбур, отлитый в пословичную форму, посвящен поставщику соли А. И. Перетцу (1771–1833): «Где соль, там и Перетц».
Кому не знаком прославленный литературный псевдоним Козьма Прутков, под которым в 1850 – 1860-х годах работали поэты А. К. Толстой и братья Жемчужниковы – Алексей, Владимир и Александр. Их коллективному гению принадлежат знаменитые афоризмы и сентенции, вошедшие в золотой фонд русской афористики. Но и Козьма Прутков – личность, как мы знаем, вымышленная – имел свое шуточное фольклорное прозвище: «Кузьма с Прудков» (Прудки – микротопоним, означающий территорию засыпанных в свое время водоемов вблизи Мальцевского рынка).
Старинный род литовских князей Трубецких, выехавших на Русь еще в 1500 году, более четырехсот лет верой и правдой служил своей второй родине. Среди князей Трубецких были философы и военачальники, дипломаты и государственные деятели. Имена многих из них связаны с Петербургом. Трубецкой бастион Петропавловской крепости назван по имени сподвижника Петра I Ю. Ю. Трубецкого. Одним из руководителей восстания декабристов на Сенатской площади был замечательный представитель этого рода С. П. Трубецкой (1790–1860). Приговоренный к вечной каторге, он тридцать лет провел в Нерчинских рудниках и на поселении в Иркутской губернии. Его имя получило неожиданную интерпретацию в детском творчестве:
– Назовите декабристов – друзей Пушкина.
– Друзьями Пушкина были Рылеев, Кюхельбекер и Бастион Трубецкой.
Фольклор никогда не обходился без милого вздора и подкупающей чепухи, украшающих городскую фразеологию, делающих ее соблазнительно пикантной и скандально аппетитной.
В 1885–1886 годах по проекту академика живописи архитектора А. Н. Бенуа (1852–1936) был принципиально изменен фасад Гостиного двора. На нем, к удивлению петербуржцев, появились вычурные лепные украшения, аллегорические фигуры, барочные вазы, пышный купол над центральным входом. Все это мало вязалось с привычным обликом старинного здания. Оценка петербуржцами такого бесцеремонного вмешательства была беспощадной и уничтожающей: «Бенуёвские переделки». Позднее исторический облик Гостиного двора был восстановлен.
В 1935 году подвергся капитальной перестройке и первый постоянный мост через Неву – Благовещенский. К тому времени он назывался мостом Лейтенанта Шмидта. Мост строился в 1842–1850 годах по проекту почетного члена петербургской Академии наук инженера C. B. Кербедза. Рассказывали, что дело это для Петербурга было столь необычным, что Николай I распорядился присваивать Кербедзу очередное воинское звание за возведение каждого нового пролета. Согласно легенде, едва узнав об этом, Кербедз пересмотрел проект в пользу увеличения числа пролетов. Молодой офицер в начале строительства, Кербедз закончил-таки возведение моста в чине генерала.