Не только внешние признаки улиц и проспектов питали творческую фантазию народа. Не были чужды фольклору и простая игра слов ради искрометной шутки или озорства. Проспект Максима Горького в народе называли или «Пешков-стрит», или «Улицей кой-кого». Наличная улица, этимология названия которой не имеет ничего общего с денежными знаками, а означает всего лишь – лицевая, то есть передняя улица, среди современной молодежи называется: «Безнал», или «Наличка». «На улицу Наличную не ходи с наличными» – предостерегает василеостровцев поговорка.
На Петроградской стороне есть незаметный Крестьянский переулок, который в середине XIX века назывался Дункиным – от искаженного имени владельца одного из земельных участков на этой улице шотландца Дункана. Но в петербургском фольклоре он известен как «Дунькин переулок». В Петербурге есть еще один переулок с этим микротопонимом. Проходит он вблизи Балтийского вокзала и, как это ни странно, официального имени вообще не имеет. Горожане называют его «Дунькиным». Подобная языковая трансформация однажды уже произошла на памяти петербуржцев. В 1930-х годах знаменитый Аничков мост, названный так по имени его первого строителя подполковника Михаила Осиповича Аничкова, в народе назывался «Аничкиным» – по имени никому не известной, а скорее всего вымышленной Анички.
Но такие случаи в фольклоре можно считать исключительными. В абсолютном большинстве происхождение того или иного микротопонима объяснимо. Обводный канал, прорытый в первой четверти XIX века вдоль южной границы города восьмикилометровый водоток, уже в конце века назывался «Городским рвом», а когда он превратился в буквальном смысле слова в смрадную сточную канаву для промышленных отходов многочисленных фабрик и заводов, он заслуженно стал называться «Обвонным каналом».
Глухие непроницаемые заборы Каменного острова, за которыми угадывалась таинственная роскошь номенклатурных дач, закрытых баз отдыха и полуофициальных правительственных резиденций, породили адекватный фольклор, терминология которого была заимствована из романов Жюля Верна и опусов Леонида Ильича Брежнева. Каменный остров называли то «Островом сокровищ», то «Островом глухих заборов». А его восточную оконечность, с незапамятных времен недоступную для обыкновенных граждан и занятую закрытым военным санаторием, в народе окрестили «Малой землей».
Каменный остров с севера омывается Большой Невкой, через которую в 1953–1955 годах взамен обветшавшего деревянного был перекинут новый мост, названный Ушаковским. Его пилоны украшены декоративными бронзовыми барельефами с изображением орденов Ушакова и Нахимова. Это дало повод окрестить мост «Дважды орденоносным».
Ушаковский мост – только один из чуть ли не шестисот петербургских мостов. Такого количества, кажется, не знает ни один город в мире. Многие из них овеяны красивыми и романтическими легендами и преданиями. Многим фольклор присвоил свои – альтернативные или параллельные названия.
В свое время четыре моста, переброшенные через Мойку, были выкрашены в разные цвета: в желтый – Певческий мост у Дворцовой площади, в зеленый – Народный мост в створе Невского проспекта, в красный – мост на Гороховой улице и в синий – мост на Исаакиевской площади. Их яркая праздничная раскраска породила собирательный микротопоним – «Цветные мосты». То же самое произошло с цепными мостами, появившимися в середине XIX века на Фонтанке и Екатерининском канале. Петербуржцы их называли «Мостами на ниточках».
Многим поколениям петербуржцев и в особенности гостям города не дает покоя громкая слава одного из самых популярных мостов Петербурга – Поцелуева. Таинственная магия его имени породила десятки легенд. Но чем убедительнее кажется объяснение довольно прозаического происхождения этого имени – от названия трактира «Поцелуй», находившегося тут же, тем больше таких легенд появляется. По одной легенде, мост служил местом прощания в то время, когда граница города проходила по реке Мойке. По другой – Поцелуев мост в старину служил местом свиданий влюбленной молодежи. По третьей – причиной появления такого названия был старый обычай «целоваться с проезжающими и проходящими через мост всякий раз независимо от степени близости и родства». По четвертой – это название объясняется тем, что в старину у влюбленных был обычай: при переходе через мост целоваться, чтобы, как они говорили при этом друг другу, никогда не расставаться. Помните песню: «Все мосты разводятся, а Поцелуев, извините, нет?» Пятая легенда утверждает, что рядом с мостом находилась в свое время тюрьма и что на этом мосту арестованные расставались с родными и близкими. По шестой легенде, мост назван Поцелуевым оттого, что ведет к воротам Флотского экипажа и здесь на мосту моряки якобы прощались со своими подругами. По седьмой… Нет конца мифотворчеству петербуржцев…
Большеохтинский мост (бывш. мост Императора Петра Великого), техническое совершенство которого и сегодня поражает воображение, таит в себе неразгаданную тайну. Среди петербуржцев вот уже почти что век живет легенда о том, что одна из миллионов стальных заклепок, прочно спаявших всю многотонную конструкцию моста, – золотая.
Как это ни удивительно, многие городские объекты, в особенности такие, как уличные скверы, парковые и садовые пруды, искусственные и даже естественные возвышенности, остаются безымянными. Образовавшиеся таким образом лакуны по сложившейся городской традиции заполняет фольклор. Мы уже говорили о топонимической судьбе безымянного переулка, прозванного «Дунькиным». Можно привести и другие примеры. В Московском парке Победы два соединенных узким каналом искусственных пруда окрестные жители зовут «Очками». Искусственный пруд в Шуваловском парке, имеющий необычную форму и чем-то напоминающий знаменитую треуголку Наполеона, издавна называют «Шапкой Наполеона». «Лебединым озером» окрестили петербуржцы пруд с лебедями в Таврическом саду.
Безымянный сквер с памятником изобретателю радио А. С. Попову на Каменноостровском проспекте известен как «Поповский садик». Сад при клубе завода имени Козицкого народ окрестил «Козявкой». «Лесопилкой» называют петербуржцы парк Лесотехнической академии. Издавна известен топоним «Мамкин садик» – скверик при одном из корпусов Педагогического университета имени А. И. Герцена. В XVIII–XIX веках в этом корпусе размещался Воспитательный дом, куда некоторые матери подбрасывали своих нежеланных детей. Сад у Невы вблизи корпусов Смольного монастыря – любимое место прогулок окрестных бабушек с внучатами – местные жители называют «Бабкиным садом». Сквер за оградой дворца графа Шереметева на Фонтанке петербуржцы так и называют: «Графский садик». Список можно продолжать до бесконечности. Тем более, что он постоянно пополняется.
Неизгладимый след в анналах городской альтернативной топонимики оставил ленинградский, а в более широком смысле – советский период истории Петербурга. Чаще всего микротопонимика этого периода демонстрировала остро негативное отношение к власти. И это был даже не пресловутый эзопов язык – язык иносказаний, но просто откровенно антисоветский язык. В 1960-х годах, в радостную пору хрущевской оттепели, в Ленинграде появился анекдот.
Ленгорисполком принимает решение о переименовании линий Васильевского острова. 1-я линия отныне называется Ленинской, 2-я – Сталинской, 3-я – Маленковской, 4-я – Булганинской, 5-я – Хрущевской, Косая – Генеральной.
Переименования, как способ политического самовыражения, использовались фольклором и в дальнейшем. Едва лишь польское движение «Солидарность» развернуло борьбу против коммунистического правительства Ярузельского, ленинградский фольклор тут же заявил о своей поддержке польских демократов и предложил переименовать проспект Солидарности в «Тупик Ярузельского».
И это был не единственный тупик в Ленинграде. В просторечии улица Пролетарской Диктатуры уже давно называлась: «Тупик Коммунизма», площадь Пролетарской Диктатуры «Площадью Круглых Дураков», проспект Суслова – «Проспектом серого Кардинала», район проспектов Наставников, Ударников, Энтузиастов и Передовиков – «Районом четырех дураков» и т. д. и т. п.