Впрочем, смерть в то время не была явлением необыкновенным. Умирали не только птицы. По воспоминаниям современников, очень многим помог выжить Максим Горький. Рассказывают, что в умирающем Петрограде он выдавал справки «самым разным дамам – знакомым и незнакомым». По преданию, справки были приблизительно одинакового содержания: «Сим удостоверяю, что предъявительница сего нуждается в продовольственном пайке, особливо же в молочном питании, поскольку беременна лично от меня, от буревестника революции». Срабатывало будто бы безотказно. Во всяком случае, в выдаче пайков власти не отказывали.
При поддержке Горького в конце 1919 года в Петрограде организуется знаменитый Дом искусств, вошедший в литературную историю под аббревиатурой «Диск». Дом искусств разместился в здании, построенном в свое время для обер-полицмейстера Петербурга Н. И. Чичерина. В середине XIX века здание переходит в собственность купцов Елисеевых, которые, по расхожей легенде, сразу после большевистского переворота замуровали в стены пресловутое елисеевское серебро. По воспоминаниям очевидцев, обитатели Дома искусств – писатели и художники, сценаристы и режиссеры – после получения очередного «особо экзотического пайка, состоявшего из лаврового листа и душистого перца, с голодным блеском в глазах бросались выстукивать коридоры».
Призрак голода с каждым днем становился все более и более отчетливым. В «Горестных заметах», изданных в 1922 году в Берлине, А. Амфитеатров вспоминал, как, «набивая овсом пустое брюхо», питерцы острили: «Отчего прежде люди по тротуарам ходили, а теперь средь улицы „прут“»? – «Оттого, что на конский корм перешли: нажремся лошадиной еды – вот нас на лошадиную дорогу и тянет».
Сочиняли частушки. На ту же гастрономическую тему:
Частушек подобного рода было много, и все они так или иначе вертелись вокруг одной, заветной темы. Особенно ярко тема еды, полностью завладевшая умами и душами петроградцев, проявилась в знаменитой песне «Цыпленок жареный». К сожалению, мы не располагаем полным, что называется, каноническим текстом этой песни. В нашем распоряжении находится пять вариантов ее (или одна единственная песня с пятью куплетами?). Приведем весь имеющийся текст, опуская повторяющиеся шесть первых строк первого куплета:
Такого страшного голода Россия еще не знала. В те годы родилась поговорка: «В белом Петрограде ночи белые, люди бедные, тени их бледные». Что же до героизации революции, то из петербургского городского фольклора она исчезла почти сразу. Сохранился рассказ о том, как однажды поздней осенью 1917 года два великих поэта – Александр Блок и Владимир Маяковский – гуляли по Петрограду. Остановились у костра. «Хорошо», – сказал Маяковский. «Хорошо, – ответил Блок, – но у меня сожгли библиотеку». Героизация революции становилась уделом официального искусства, ее тяжким бременем и дьявольским проклятием.
Среди «пипловских фенек», собранных в 1970-е годы в среде ленинградских хиппи на их подпольных тусовках, есть знаменитый анекдот. Пусть не смущает читателей «героин». Он легко заменяется на «мясо», «хлеб» и т. д. Во всяком случае, для любого хиппи героин больше, чем хлеб. Так вот, анекдот:
Ленин влезает на трибуну и кричит:
– Нет, товарищи американцы! Двадцать тонн героина нам не надо! Нам бы броневичков!
В Кунсткамере из поколения в поколение передается детективная легенда об утраченной в то бурное революционное время голове казненной при Петре I леди Гамильтон. Голова хранилась заспиртованной в стеклянной колбе. Будто бы спирт вскоре после революции был использован неким неразборчивым комиссаром по прямому назначению. А голова исчезла. Перепуганные хранители обратились к матросам стоявшего у причала напротив Кунсткамеры корабля с просьбой найти голову «английской шпионки». Матросы пообещали. Как и следовало ожидать, из этого ничего не вышло. Корабль ушел, а матросы надолго пропали. Чуть ли не через год, как рассказывает легенда, они неожиданно появились в музее и предложили изумленным смотрителям взамен одной головы английской леди целых три головы… басмачей. Говорят, эти головы до сих пор находятся в экспозиции музея.
В 1918 году в Петрограде был открыт один из первых послереволюционных музеев – Музей академических театров. Ныне это Музей театрального и музыкального искусства. Идея его создания владела умами петербургских актеров в давние, еще дореволюционные времена. В основу его предполагалось положить экспозицию Первой выставки театральной старины, собранной театральными деятелями в 1908 году. Но не было постоянного помещения. Сохранилось предание о том, как однажды делегация театральных работников пришла с этим к директору императорских театров Теляковскому. Владимир Аркадьевич вежливо выслушал, проявил явную заинтересованность, но сослался на отсутствие специального помещения. Провожая актеров, он будто бы сказал: «Не в моей же квартире музей устраивать…»
Прошло время. После революции все театры были национализированы, квартиры влиятельных особ реквизированы, а Музей академических театров по иронии судьбы разместился в квартире бывшего директора императорских театров.
Одна из легенд послереволюционного Петрограда повествует о том, как в 1918 году Петроградский губисполком получил срочную телеграмму из Царского Села. После бегства белогвардейцев, говорилось в ней, в одном из прудов Екатерининского парка нашли сброшенный с пьедестала обезображенный бюст Карла Маркса. В Царское Село спешно была направлена комиссия во главе со скульптором Синайским, автором памятника основателю марксизма, созданного в рамках ленинского плана монументальной пропаганды. К приезду высокой комиссии бюст был уже установлен на пьедестале и укрыт белоснежным покрывалом. Предстояло его вторичное торжественное открытие. Под звуки революционного марша покрывало упало, и Синайский в ужасе отшатнулся. Перед ним хитро и сладострастно улыбался, склонив едва заметные мраморные рожки, эллинский сатир – одна из парковых скульптур Царского Села. Синайский, рассказывает легенда, осторожно оглянулся вокруг, но ничего, кроме неподдельного революционного восторга на лицах присутствовавших, не заметил. Какое-либо вмешательство было бессмысленным. «Памятник великому основателю» был открыт.
Одновременно с изготовлением и установкой новых памятников, согласно ленинскому плану монументальной пропаганды, предполагалось убрать с улиц и площадей города ряд монументов, не отвечавших художественным вкусам новых хозяев. В первую очередь это касалось памятников особам царской крови. Среди прочего Петроград лишился нескольких памятников основателю города Петру Великому. Были уничтожены монументы «Царь-плотник» и «Петр I, спасающий моряков», стоявшие на набережной Невы, напротив боковых корпусов Адмиралтейства. Одна из легенд того времени утверждает, что один из этих памятников чудом сохранился: его будто бы спрятали, утопив в Неве, на глубине трех метров.