Эльфийский менталитет
Несмотря на то, что демонстративная саморепрезентация толкинистов «мы — эльфы» ушла в прошлое, характеристики, которые относились к мировосприятию этой части фэндома, отнюдь не устарели.
Тридцатилетние наблюдения сделали нас свидетелями весьма любопытного явления. Если в 1990-е годы в фэндомской научной публицистике возник ряд работ, не только анализирующих тип мышления «эльфов», но и подспудно доказывающих их право быть такими[75], то сейчас, когда большинство толкинистов уже не называют себя эльфами (гномами, орками, хоббитами и т. д.), характеристики эльфийского менталитета по-прежнему актуальны, это живое явление.
Начнем мы с анализа «эльфов» 1990-х годов, поскольку тогда это явление было чрезвычайно ярким и демонстративным.
Ключом к ответу на вопрос, почему психически здоровые люди, в большинстве своем — успешное студенчество, именовали себя эльфами, являются работы Леви-Брюля о сопричастии. В своей великолепной книге «Первобытное мышление»[76] он пишет: «В коллективных представлениях первобытного мышления предметы, существа, явления могут непостижимым для нас образом быть одновременно и сами собой, и чем-то иным»105. Обратим внимание, что, во-первых, этот тип мировосприятия тем интенсивнее, чем больше он опирается на социум (чем больше команда, тем бурнее переживается в ней Средиземье как реальность), во-вторых, отождествление непостижимо только для стороннего наблюдателя, а при взгляде изнутри системы логика его вполне прозрачна. Этот принцип отождествления внешне не похожих друг на друга объектов (на том основании, что они несут общую символику) Леви-Брюль и называет сопричастием. Он настойчиво подчеркивает, что основа сопричастия — именно эмоциональная сфера.
Применительно к 1990-м годам можно уверенно говорить о том, что и чрезвычайно высокий эмоциональный фон общества в целом, и открытие фэнтези как явления культуры, и, наконец, исключительность мира Толкина на общем фоне фантастической литературы (эффект узнавания) — все это и привело к тому, что ощущение сопричастия миру Толкина у молодежи оказалось столь мощным.
При этом носитель субкультуры отнюдь не страдал раздвоением личности, как не страдает им и архаический человек. Сферы бытовой жизни и ритуального взаимодействия были и остаются разграниченными. Иными словами, «эльф» в повседневной жизни прекрасно отличал старую лыжу от полосы металла, но при переходе в символическую (эмоциональную) область начинал воспринимать свой деревянный меч как стальной, распространяя на него все требования и запреты, характерные для обращения с холодным оружием.
Как только человек начинает логически осмысливать свои идеи и образы, он перестает быть «эльфом», то есть включение рационального анализа приводит к разрушению сопричастия, базирующегося на эмоциональном восприятии.
Таковы причины того, что сотни юношей и девушек называли себя персонажами книг Толкина или иными жителями Средиземья.
Мы пока не приблизились к ответу на вопрос, почему именно эльфы.
Дадим слово представителям фэндома[77].
«А эльфы — они другие: у них более широкое восприятие Мира». «Эльф — это существо, для которого весь окружающий мир, во-первых, живой (не существует так называемой “косной материи”, лишенной сознания), во-вторых, всесвязный, в-третьих, постоянно развивающийся. Чувствующему откроется музыка камней и деревьев, истории, рассказанные ветром и землей. Все, что ты делаешь в своей жизни, должно служить цели возвышения красоты мира. Все, что ты делаешь, говоришь или даже чувствуешь, непосредственно влияет на мир. Ты открыт для мира, и мир открыт для тебя. Собственно, именно в этом корни знаменитой эльфийской магии: если ты связан со всем окружающим миллионами нитей, то касание этих нитей может целенаправленно менять окружающее. Конечно, такой взгляд на мир имеет некоторые неудобства, например, очень сильно ранит нарушение гармонии, насаждение искусственности… Но есть в этом и свои плюсы: всегда можно найти повод для радости там, где другие просто прошли бы мимо, не заметив, да и со здоровьем некоторые штучки можно проделывать, не для себя, так для других. А уж про состояние подлинного душевного спокойствия и говорить не приходится — никакие религии с психотерапевтами не нужны».