Но прежде еще одно историческое воплощение руссоистского идеала. Ранее мы обмолвились, что он старше самого Руссо на века и тысячелетия. Речь идет о «мужском доме», объединении молодых охотников, существовавшем при охотничьем строе. О нем подробнейшим образом пишет Пропп93. Юноши жили в доме в лесу, составляли особое братство, занимались охотой и разбоем, причем допускался и разбой по отношению к собственному племени, они считали себя зверьми и носили специальную одежду, помимо охоты и разбоя, изучали священную традицию племени и исполняли особые ритуалы. Как видим, все это более чем близко к образу «дикаря» у Руссо — он не знал про «мужские дома», но поскольку именно они дали мировой культуре представления о благородном разбойнике, то Руссо интуитивно нащупал их образ довольно верно. Опять-таки он сильно ошибся с наготой, но если мы будем подразумевать «асоциальный внешний вид», то и здесь все сойдется. В «мужской дом» уходили на несколько лет, а затем охотник возвращался в племя, женился и становился обычным членом социума. Собственно, движение хиппи было стихийным возрождением именно этого явления, но в условиях индустриального общества.
Итак, Руссо ошибся только в одном: в длительности пребывания в «естественном состоянии». Реальный человек готов прожить так несколько лет[64], причем главной ценностью в эти годы для него будет коллективное переживание мистических чувств (в этом цель и дикарей-охотников, и хиппи с их наркотиками), а также чувства единения в «лесном братстве».
Как отмечают критики Руссо, выход в «естественное состояние» у него не имеет цели. «Платоническая традиция утопии имела вполне ясный ответ на этот вопрос. Государство, берущее за образец Спарту, имеет своей целью устройство жизни в соответствии с божественным промыслом, это способ служения высшему и достижения его в земной жизни. Но у Руссо-то нет никакого метафизического горизонта, в соответствии с которым надо устроить жизнь на земле», — пишет Ревзин. И это возвращает нас к дунаданам, потому что у них с этим все идеально: у них есть борьба с вражьими тварями, носящая не только практический, но и экзистенциальный характер, в определенном смысле его можно назвать религиозным, поскольку они сражаются против творений Моргота, Врага Эру. Таким образом, Толкин — вольно или невольно — точно попал в руссоистскую струю, но, в отличие от Руссо, придал ей четкое направление. Поскольку дунаданы — люди с эльфийской кровью, то в этой «Спарте» нет больных и слабых, что делает утопию Толкина популярнее всех остальных утопий, вместе взятых (не каждому юноше захочется отождествлять себя со спартанцем, сбрасывающим со скалы хилого ребенка, а у дунадана такой проблемы не будет по определению).
И совершенно неудивительно, что формой существования толкинистского фэндома первоначально стали именно ролевые игры (фактически они его и создали): люди на несколько дней уезжают в лес, создают себе некие асоциальные костюмы (так не станешь ходить по улицам), проживают жизнь героя Средиземья, причем заметную часть игры составляют сражения. Весьма узнаваемый вид деятельности, только длится он не несколько лет, а несколько дней. «Добрую мать-природу», снабжающую всем необходимым, ролевики приносят в своих рюкзаках. Цель игры — не только проживание себя-в-Средиземье, но и максимальное освобождение от себя-цивильного, от того, что составляет социальную сущность ролевика вне фэндома. Удачная игра от неудачной отличается именно тем, насколько каждый игрок отдает «под высшее руководство общей воли свою личность и все свои силы». Как видим, эта цитата из Руссо отлично воплощается в реальной жизни уже тридцать с лишним лет.