В кулуарах 18-летняя студентка скажет: да он за себя обиделся, уехал, теперь здесь его стульчик на семинаре не ждет. Это важный стульчик. Потерял он целую половину Галактики, а приобрел машинку хипповую и домик, где снег надо самому расчищать и угодить соседям… Студентка тоже уже была в Америке и видела, что чудные там дела творятся…
Реплика (физик, 45 лет):
— А сыграем-ка мы блиц-диспут, друзья. Принимаются все реплики. Начинаю:
— Социальная катастрофа в России была выгодна кому? Горбачеву?
— Это вряд ли… Он хотел демократических реформ… а тут Чернобыль…
— Да, не справился, качнулся обратно в сторону индустриальных рычагов управления
— А гласность-то уже проснулась.
— И железный занавес потерял свою прочность.
— Точно, точно, как раз «полетели голоса»: и предупреждащие, и упреждащие, и провокационные.
— Кстати, им тогда верили больше, чем правительству…
— Кто ж верит в реформаторов? Ясное дело — никто.
— А Дятлов?
— Что Дятлов?
— Он, физик, виноват, принял неправильное решение. Наказан. Тема закрыта.
— Подожди ты… Дятлов лечился в Мюнхене. В 1995 году умер. Написал книгу и умер…
— В его досрочном освобождении участвовали А Сахаров и Е. Боннер. Тяжелая артиллерия.
— Да, влиятельные знакомства. Не все концы с концами сходятся. Нелюдимый упрямый физик по Медведеву. Что, Сахаров всем, что ли, физикам помогал?
— Он мог…
— Стоп… Перетащил своих товарищей из Комсомольска-на-Амуре. Нелюдимый, аж жуть…
— Имел личные соображения и сбережения.
— Он мог быть замешен в кулуарных и подковерных играх: чей реактор лучше. Мог стремиться доказать свою правоту через аварию.
— Правильно. Катастрофу, тем более такого масштаба, мог и не предвидеть.
— С другой стороны, ее могли предвидеть за него. Проектанты, по-нашему акторы, в индустриальном соревновании используют все средства…
— Это не истина, это ее поиск… Боковая ветвь сценария.
— Самая крайняя версия, это Дятлов — шпион, тогда и Мюнхен, и освобождение понятны…
— Сумасшедшие они там были все, что ли — в подковерные игры с реакторами играть?
— Нормальные… За конструкции бились серьезно, но по-взрослому.
Стоп:
Переезжаем в сегодня…
Комментарий (физик, 45 лет):
— В обществе, да и в экспертном сообществе, существует тенденция недооценивать организованность академической науки, способность ученых к мыследействию, их умение последовательно и жестко проводить в жизнь принятые ими решения, сплошь и рядом, не останавливаясь ни перед чем. Настоящий ученый в обязательном порядке сохраняет в своей психике детские черты… отсюда креативность, последовательность, волевые качества, доходящие до упрямства, но и некоторая безответственность, бессознательная жестокость. Это — не хорошо и не плохо. Это просто есть.
Социальным институтом, призванным обеспечить общественную безопасность, является воспитание ученых как отдельного привилегированного сословия, одним из атрибутивных признаков которого служит уважение к власти и законности.
Подчеркну, нерефлектируемое уважение.
Понятно, что, подобно любой отрицательной обратной связи, такое «встроенное» социальное ограничение приводит к снижению креативности, «заорганизованности» науки и, в конечном счете, к ее бюрократизации. Но речь сейчас не об этом.
Советские атомщики формировались, во-первых, в обществе, вообще весьма далеком от правового, и, во-вторых, в процессе участия в оборонных мегапроектах, в которых понятие «права», да и вообще какие-либо рамки, кроме конечного результата, не были определены. Кроме того, в условиях СССР ученые могли образовывать тесно спаянные группы — домены, но сословием они никогда не были.
У них не возникало никаких сословных ограничений, никаких границ, связанных с правомерностью или противоправностью тех или иных действий. Поэтому они были исключительно эффективны.
Поэтому создание 100-мегатонной бомбы было для них исключительно научной проблемой, которую они с удовольствием решили.
Поэтому они запустили в массовое производство реактор РБМК.
На семинаре в 2005 году по реактору ВВЭР мне рассказали эту «страшную историю».