И дружинники были ему [8] семьею родною.
И поднималась дружина по данному знаку мгновенно.
Днями-ночами он с молодцами буйствовал плотью.
Счастья отцовского старцу не оставляя,
Матери не оставляя услады, единственной дщери.
Муж за супругу свою и ночью не мог быть спокоен [9].
Жалобы на Гильгамеша, на буйство его и дружины
Спать не давали всевышним, лишая покоя и Ану.
И обратился народ однажды к богине Аруру:
- О, богиня, ты род человеческий сотворила.
Кто тебе помешает создать Гильгамешу подобье?
Кем бы он ни был, но пусть ни в чем ему не уступит.
Просьба достигла небес и затронула сердце богини.
Руки она омыла в воде, со дна ком глины достала
И, отщипнув от него, сотворила мужа Энкиду,
Воина-дикаря, покрытого длинною шерстью.
Волосы на голове его спелым колосьям подобны.
Вырос он средь зверья, о человеке не зная.
Быстрые были газели ему родною семьею,
Траву он с ними шипал и теснился у водопоя.
Как-то охотник, искавший добычу, увидел Энкиду,
В ужасе лук уронив, он на миг застыл без движенья.
Прежде не мог он понять, кто газельему стаду,
За которым он гнался, давал такую защиту.
Даже домой возвратившись, трясся от страха охотник.
Лишь увидев отца, освободился от дрожи.
- Встретил я мужа сегодня, силой подобного богу.
С гор он спустился в пустыню вместе со стадом газелей.
Лук уронил я и понял, кем все засыпаны ямы,
Что я нарыл на тропе и накрыл снаружи листвою.
Муж этот мне ненавистен. Меня он лишает добычи.
Жалобу сына услышав, мудрый старец ответил:
- Не по тебе этот муж. Не равен ты ему силой.
Но на него, силача, отыщется в мире управа.
Город есть славный Урук. Им царь Гильгамеш управляет.
Нет на этой земле между рек человека сильнее.
Ты к нему обратись, и тебе помочь он сумеет.
Речи охотника внял владыка града Урука
И обещал он ему помощь свою и защиту.
- Ты в Эанну сходи, посети владенье Инанны.
Воле её и люди и звери степные покорны.
Служит Инанне Шамхат [10] всех лучше девичьим телом.
Сила её - красота, пред которою все уступает.
В степь ступайте вдвоем, вдвоем возвращайтесь с победой.
Двинулись оба они из Урука в степные просторы.
К третьему дню водопоя достигли и сели в засаду.
День протекает, и также и другой, за ними следует третий.
Звери приходят напиться по своим протоптанным тропам.
Нет тем животным конца, сердца веселящим водою.
- Вот он! - выкрик охотника девы дремоту нарушил.
Вот он - дикарь-человек приближается вместе со стадом.
Лоно открой и выставь наружу быстрее красоты.
Ionou подойдет он и зрелищем восхитится.
Не испугайся. Губам его дай прикоснуться.
Выпей дыханье из уст. Пусть телом тебя он покроет.
Дай наслажденье ему - для женщин привычное дело.
И о зверях позабудет, с какими он вырос в пустыне.
Так приступай же. И пусть тебе ласки будут приятны.
Грудь обнажила Шамхат, одеянья свои распахнула.
Дикарь, к ней прильнув, позабыл все на свете.
Oanou миновало ночей, им седьмая катилась на смену.
Занят Энкиду Шамхат и с тела её не слезает.
Утро настало, и взгляд свой он к стаду направил.
Ужас в глазах у газелей, не узнающих собрата.
Хочет он к ним подойти, но в страхе они разбежались.
Ноги не держат Энкиду, не бегать ему, как бывало.
Ибо, силу утратив, человеческий разум обрел он.
Nae o ног он блудницы, словно покорный ягненок.
- Слушай, Энкиду, - вещает она. - Ты богу красою подобен.
Что тебе степь и трава, бессловесные дикие звери?
Хочешь тебя отведу я в Урук несравненный [11]
К дому владыки небесного Ану и к Гильгамешу?
Мощью с ним пока ещё в мире никто не сравнился.
Дружба тебя ожидает, какой ещё в мире не знали.
Тотчас лицо просветлело Энкиду, и к дружбе он потянулся.
- Что ж, я готов, - отозвался. - Веди к своему Гильгамешу.
Neea его не пугает. И крикну я средь Урука:
- Вот я, рожденный в степи, взращенный в стаде газельем.
Мощь моя велика. Мне судьбы людские подвластны.
Двинулись в путь на заре. А в Уруке в то самое утро
Царь пробудился на ложе, напуганный сновиденьем.
- Нинсун, корова степная, - к богине он обратился,
Сон непонятный и странный мне душу теснит и смущает.
В сонме мужей незнакомых, средь звезд вдруг я оказался
Кто-то набросился сзади, и я почувствовал тяжесть,
Тело могучего воина, словно из воинства Ану.
Сбросить его я пытался, но были напрасны усилья.
Град мой Урук пробудился вместе со всею округой.
Люда такого скопленья я доселе не видел.
Что до дружинников верных, они в ногах исполина.
Вскоре и сам к нему всею душой потянулся.
Трудно поверить, но брата мне он казался дороже.
- Сон твой, о милый мой отрок, - богиня царю объяснила,
Послан благими богами и пусть не внушает он страха.
Муж, с каким ты боролся, он не из воинства Ану.
Не небеса исполина - пустыня и горы взрастили,
К мощи его прирожденной и я добавила силу,
Чтобы к нему, как к супруге, ты всей прилепился душою,
Чтобы и в счастье и в горе вы были всегда неразлучны.
Таблица II.
Временем тем же из степи Шамхат и Энкиду выходят,
К дыму костра и к овинам, и к деревеньке пастушьей
Видя гостей необычных, пастухи побросали работу
И окружили толпою шумливой Шамхат и Энкиду.
Слышались речи: - Похож он на самого Гильгамеша.
- Нет! Он немного пониже но костью, пожалуй, покрепче.
Уж не Энкиду ли мы принимаем, рожденного степью?
Как он могуч. Словно воин небесного царства.
Вынесли хлеба гостям и поставили перед Энкиду.
Он без внимания, словно бы бросили под ноги камень.
Мех притащили с сикерой - к нему он не прикоснулся.
Был не обучен еде он, в которой жизнь человека,
И голова его от хмеля ещё не кружилась.
- Ешь же, Энкиду, - Шамхат увещевала гиганта.
Пей же сикеру, напиток зверью незнакомый.
Хлеба отведал Энкиду, так что другим не досталось.
Мех осушил глотком он единым, и душа разгулялась.
Тело свое он ощупал и умастился елеем.
Шерсть свою полотном добротным прикрыл он.
Спать улеглись пастухи, отправился он на охоту
Львов по степи погонять и волков, что овец истребляют.
Утром в Урук несравненный ушли Шамхат и Энкиду.
В стены вступил он, едва не разрушив ворота.
Домы покинул народ и улицы града заполнил,
Чтобы чудо узреть, шагающего исполина.
Руки и ноги, подобные бревнам, какие привозят
С гор Ливана далеких. А где же блудница,
Где Шамхат, красотой которой гордилась Эанна?
Словно ягненок, плетется она за Энкиду.
Как жеребенок на поле за маткою-кобылицей.
Вот и клич раздается, всему Уруку знакомый.
Клич, при котором обычно мужья закрывали все двери,
Чтоб на глаза Гильгамешу их жены не попадались.
Настеж распахнуты двери и страхи былые забыты.
Город у храма Ишхары застыл в ожидании битвы [12].
Кто-то от полного сердца желает победы пришельцу.
Может быть, время наступит, какого не чаяли люди,
Может быть, новый правитель спокойнее прежнего будет,
Женщин оставит в покое, каким-нибудь делом займется.
Меж тем герои схватились, пытаясь друг друга осилить.
Ноги от напряженья в землю ушли по колена.
И земля застонала от боли, какой от рожденья не знала.
Вздулись жилы на шеях и стало тяжелым дыханье.
Капли соленые пота льются с лиц их потоком.