Прежде чем кровь на землю хлынула током,
Прежде чем юноши дух благовонный,
Ноздри покинув, в небо взвился пчелою.
Коршунов стая тело Акхита терзала [15],
Дева Анат с обломками лука возилась.
Слезы потоком по щекам девичьим катились.
- Что ты наделал, Йатпану!? - дочь Илу вопила.
Ты для не меня не сберег чудесного лука!
Дева Пагат, на плече носящая воду,
Чтобы поить на полях отцовских растенья,
Знала движение звезд и волю богов постигала.
Издалека ей хищные птицы предстали.
Треск волшебного лука она услыхала.
С плачем к отцу прибежала юная дева.
- Слушай, отец, - сказала она Даниилу,
Слушай меня, служитель богов справедливый,
С неба беда опустилась на милого брата,
Дева Анат на него коршунье напустила.
Дочери так отец Даниилу ответил:
- Брат твой, Пагат, обладает луком волшебным,
Мыслям его острые стрелы послушны.
Коршунов стаю он расстреляет мгновенно.
- Видела я, - дева Пагат продолжала,
Там среди птиц одну с ликом Йатпану,
Из Абуламу этот воин жестокий.
- Слушай меня, о Пагат, носящая воду,
Дочери так мудрый сказал Даниилу,
И без тебя ячмень на полях обойдется,
Я для тебя запрягу сейчас же ослицу,
Сядешь ты на нее, чтоб увидеть своими глазами
То, что тебе в видении боги послали
Вслед за тобою своих гонцов я направлю,
Чтобы они о происшедшем узнали.
Дочь проводив, в ворота прошел Даниилу,
К площади той, где колосья били цепами,
Где он судил и рядил народ по уставу,
Не обижая сирот и несчастной вдовицы,
Где чужестранцы его иногда навещали,
Чтобы беседою с ним, мудрецом насладиться
В небе высоком над ним облака проплывали,
Песню свою им пропел Даниилу:
- Где вы скитались грядою своею летучей,
Где вы семь лет пропадали, сестрицы?
Почва иссохла, Шапаш на небе ярится,
Скрылся Баал и к нам не является тучей.
Слышен ли вам напев земли заунывный?
Скрылся Баал и к нам не спускается ливнем.
Гимн свой пропев облакам, он покинул места,
Где судил и рядил, и на луг стопы он направил,
Где каждый знал стебелек, и к траве обратился:
- Знала ты ласку струй и можешь расти в жару,
Чтобы скот прокормить. Даже в несчастьях моих
Верю я все же, трава, что скосит тебя мой сын.
Затем он на поле пошел, что долго не знало дождя.
В руки он взял колосок, поцеловал в усы.
- Освобождаю тебя я от опалы, дружок,
Он сказал колоску. - Зерна свои сохрани,
Скоро мой сын придет, ими наполнит амбар.
Только произнести эти слова он успел,
Видит - идут гонцы. Лица у них темны.
Царь подбегает к ним и первый им говорит:
- Верно ль видение то, что увидела дочь моя?
Верно ли, что на Акхита в гневе великом Анат?
Голову наклонив, молча стояли гонцы.
- Правда ль, мой сын убит? - не унимался отец.
Правда ли, что его коршун-злодей растерзал?
Правда ли, что ему в беде никто не помог?
- Верно, - сказали гонцы, не поднимая глаз.
Выпустила Анат душу его из ноздрей,
И улетела душа, словно пчела, в небеса.
Ударил могучей рукой себя Даниилу в грудь.
С силой ударил такой, что загудела она.
Эхом отозвались на этот удар леса.
Взор устремив в небеса, коршуна царь узрел
Крылья свои распластав, он над дворцом парил.
- Мне тебя не достать, - коршуну царь прокричал.
Может тебя схватить только один Баал
Крылья твои обломать может один Баал.
Бросит к моим ногам - взрежу я брюхо твое,
Перья твои ощипать, тело сына найду.
Только проговорил - возник перед ним Баал.
В небо вознесся он, коршуна быстро схватил,
Крылья ему обломал, перья ему ощипал,
И швырнул с высоты прямо к ногам отца.
Коршуну взрезал живот, вырвал ему кишки
Но не нашел Даниилу там Акхита костей.
Сына увидев в беде, мать всполошилась его.
Баал коршуницу схватил, крылья ей обломал,
Перья её ощипал, бросил к ногам отца.
Взрезал он птице живот, кости сына нашел.
К царскому склепу свои он направил стопы.
Там он, рыдая, предал останки сына земле.
Выполнив горький свой долг, покоя он не нашел.
К небу руки воздев, проклятье он произнес:
- Горе тебе, ручей, бьющий струей из скалы!
Возле тебя убит сын мой, могучий Акхит.
Рухнет пусть эта скала! Пусть солнце тебя сожжет!
Горе тебе и дуб - ведь под кроной твоей
Первенец мой погиб. Гром пусть тебя поразит.
Пусть свирепый кабан корни твои обнажит.
Пусть возьмет тебя сушь, пусть сгниешь на корню,
Но не тебя, а Анат больше всего я виню.
Пусть погибнет она и отроки вместе с ней! [16]
Царь возвратился к себе в свой опустевший дворец.
Женщин скорби призвал, и к небу поднялся плач,
Щеки терзали они, груди рвали свои.
С ними вместе рыдал, слезы по сыну он лил.
Лишь на седьмой [17] он год слезы утер со щек,
Плакальщицам сказал, чтобы покинули дом,
Жертвы принес богам - те, что их сердцу милы.
Подходит к нему Пагат. Светел девичий лик.
- Благослови меня, - дева отцу говорит,
Силой меня одари, крепостью рук мужских,
Чтобы могла я сразить тех, кто брата убил.
Обнял храбрую дочь Даниилу, к сердцу прижал:
- Ты мой дух подняла, приносящая воду Пагат!
Смерть теперь понеси тем, кто Акхита убил.
И облачилась Пагат, как муж, в одеянье отца,
Меч взяла и копье, закрыла доспехами грудь
И, попращавшись с отцом, воинский путь избрала.
Был этот путь освещен светлым оком Шапаш,
На храбрую деву Пагат смотрела она с высоты [18].
1. В поэме об Акхите, в отличие от других угаритских религиозно-мифологических текстов, наряду с богами действуют герои - мудрый царь Даниилу, его сын Акхит, дарованный богами царю за его благочестие, и союзница Акхита его сестра Пагат, любящая своего брата так же, как Анат Баала, не сестринской любовью. Пагат - соперница Анат, ибо богиня предлагает Акхиту в обмен за лук также и свою любовь. Пагат противостоит ей и как покровительница земледелия богине охоты.
Таким образом, поэма об Акхите - эпическое произведение, обладающее всеми признаками любовного романа с характерными для него ситуациями любви, ревности, отчаяния и мести, сочувствием к любящей и страдающей личности, интересом к семье и частным отношениям. Угаритский миф-роман древнее на целое тысячелетие произведений того же жанра у греков. Нельзя считать случайностью, что греческие романы появляются в годы близкого соприкосновение античного и древневосточного общества, после завоеваний Александра Македонского, в эпоху эллинизма.
Наше литературное переложение эпоса об Акхите на русском языке не первое. Ему предшествует переложение Вяч. Вс. Иванова (Иванов, 1980в, 576 и сл.), оцененное И.Ш. Шифманом как "несостоятельное с историко-филологической точки зрения" (Шифман, 1993, 286). Тем не менее как художественное произведение талантливого автора, нашего коллеги, оно состоялось. Работая над тем же текстом независимо сначала в 1994 г. (Немировский, 1994, 94 и сл.), а затем в ходе подготовки этой книги, мы старались учесть как критику И.Ш. Шифмана в адрес Вяч. Вс. Иванова, так и толкования текста, предложенные другими авторами, ставя перед собой, однако, задачу сделать текст читаемым и сохранить образы природы и пронизывающее всю поэму чувство отцовской любви.
2. Понятие "рапаитский", "рапаиты" - предмет давних споров ученых. Одни полагают, что "рапаиты" - это боги или полубоги, участвующие в магических обрядах плодородия, другие - считают их привилегированными мертвецами в царстве мертвых или среди богов, третьи воинами-аристократами.