На седьмой день пира развеселилось сердце Ахашвероша от вина, и приказал он привести царицу, чтобы показать красоту ее пирующим. Но царица отказалась прийти. И разгневался царь, и спросил сам себя: «Что будет, если и другие жены во всем царстве от Индии до Эфиопии откажутся повиноваться мужьям своим?» И отправил он письма во все сто двадцать семь областей, письма, написанные письменами к каждому народу на его языке, повелев, чтобы всякий муж был господин в доме своем и воля его была законом. После этого царь отверг супругу свою и приказал снять корону с головы ее, а чтобы женский дом при дворце не пустовал, приказал привести со всех областей царства молодых девиц, прекрасных на вид, чтобы выбрать из них жену вместо отвергнутой царицы.
Среди девиц, приведенных во дворец, была сирота Эсфирь, воспитываемая дядей своим Мардохеем, одним из иудеев, находившихся в вавилонском пленении. Остановил на ней свой взгляд Ахашверош, оставил ее в царском доме под надзором стража жен. Приказал он дать ей в услужение семь девиц и выделил ей мирровое масло и бальзам для умащения. Мардохей приказал Эсфири не говорить, из какого она рода и племени, и царь не знал, что она еврейка.
Была Эсфирь хороша собою, и полюбил ее царь более других своих жен, и возложил на ее голову венец, и сделал царицею. Мардохея же он взял в свой дом и посадил его у ворот. Так узнал Мардохей, что двое из евнухов, оберегающих царский порог, задумали наложить руки на царя. Дело это стало известно через Эсфирь и исследовано, после чего заговорщики были казнены и сделана обо всем этом дневная запись в царской книге.
Вскоре после того среди вельмож возвысился Хаман{251}, сын Амадафа. Поставил Ахашверош его сиденье выше всех в царском доме, и все, кроме Мардохея, падали перед Хаманом ниц.
Говорили Мардохею служащие при царе, знавшие, что он из иудеев:
— Зачем ты это делаешь? Поклонись Хаману! От тебя не убудет!
Но Мардохей, гордившийся тем, что он дядя царицы, не кланялся Хаману и не падал перед ним ниц.
Узнав, что Мардохей — иудей, Хаман возненавидел его и вместе с ним всех иудеев. И сказал Хаман царю:
— Среди областей царства твоего есть один народ, и законы его отличны от законов всех народов, и законов твоих они не выполняют. Если ты прикажешь их истребить, то я отвешу в твою казну десять тысяч талантов серебра.
И снял Ахашверош с руки своей перстень, и отдал его Хаману в знак того, что дает ему иудеев на истребление.
И призваны были царские писцы, и написали они сатрапам и начальникам, поставленным над каждой областью, письменами ее и каждому народу на языке его от имени царя Ахашвероша истребить всех иудеев, от мала до велика, детей и женщин, в один день. Написанное было скреплено царским перстнем.
Узнав об этом, разодрал Мардохей одежды свои, надел рубище, посыпал пеплом голову. И явился он в таком виде ко дворцу, где его увидели служанки Эсфири. Взволновалась Эсфирь и послала дяде одежды, чтобы он оделся. Но он не принял их. Тогда послала Эсфирь приставленного к ней евнуха узнать, какое у Мардохея горе. И рассказал Мардохей, что случилось, и от евнуха узнала об этом Эсфирь. Повелела она передать Мардохею, чтобы иудеи постились, не ели и не пили три дня и три ночи и что она будет также поститься, как весь ее народ.
На третий день, одевшись по-царски, явилась Эсфирь к престолу, на котором восседал Ахашверош. Увидев ее, простер он к ней свой золотой скипетр, и коснулась она его конца.
— Если у тебя есть какая-либо просьба, Эсфирь-царица, — обратился он к ней, — выскажи ее, и я ее выполню, хотя бы ты просила полцарства.
— Прошу тебя, господин мой! — отвечала Эсфирь. — Явись завтра вместе с Хаманом на пир, который я приготовлю.
Вызвав Хамана, царь передал ему приглашение царицы. Решив, что возвысился в ее глазах, он был весь день в радости и благодушии. Ему не испортил настроение и Мардохей, которого он узрел у царских ворот, не склонившегося ниц. «Ничего, — подумал он, — недолго тебе осталось не склонять передо мной головы!»
Явившись домой, он привел к себе друзей и жену свою. Рассказал им о великой почести:
— Царица пригласила меня на пир вместе с господином моим Ахашверошем, и больше никого не пригласила. Теперь я точно знаю, что расправлюсь с ненавистным Мардохеем.