Услыхал эти речи Энкиду, вырвал хвост у быка и швырнул богине прямо в лицо со словами:
— Будь ты поближе, с тобой бы расправился я по-свойски, обмотал бы кишками быка, которого ты на Урук напустила.
Зарыдала богиня и призвала блудниц городских, что ей верно служили, быка оплакать. Гильгамеш же созвал мастеров, чтоб оправить бычьи рога. В них входило масла шесть мер. Это масло герой подарил отцу своему Лугальбанде, рога же прибил над ложем.
Руки омыв, прошли побратимы по улицам людным Урука. Затем Гильгамеш во дворце пир великий устроил. Утомившись, рядом герои уснули.
Среди ночи проснувшись, Гильгамеш свой сон рассказал побратиму:
— Мне небесный дворец приснился. В нем — бессмертных богов собранье. Беседу вели три бога — Ану, Эллиль и Шамаш, наш покровитель. Ану Эллилю молвил:
— И зачем они быка умертвили, что мною был создан? Но не в этом одном их прегрешенье. Они похитили кедры Ливана, которые охранял Хумбаба. Пусть за это жизнью заплатят.
— Нет! — возразил Эллиль. — Пусть один Энкиду умрет. Гильгамеш достоин прощенья.
— За что же должен быть он наказан? — Шамаш в беседу вмешался. — Не твоим ли, Эллиль, решеньем уничтожены были и бык, и Хумбаба?
— Помолчал бы ты лучше, убийц защитник! — Эллиль взъярился. — Знаю, что ты их советчик.
Этот рассказ услышав, побледнел Энкиду и отвернулся. Его губы трепетали, как мушиные крылья. По лицу Гильгамеша слезы катились.
— Не пойму я, — молвил Энкиду, — почему умереть я должен. Не рубил я кедров и тебя убеждал их не трогать. Почему на меня обрушится кара?
— Не волнуйся! — Гильгамеш сказал побратиму. — Умолю я богов, чтобы жизнь тебе сохранили. Я на их алтари свои принесу богатства. Золотом и серебром их украшу кумиры.
И послышался с неба печальный голос Шамаша:
— Золота и серебра не трать, Гильгамеш, по-пустому! Слово вымолвленное в уста не возвратится. Решенья своего бог никогда не отменит. Такова судьба человечья! Люди уходят из мира бесследно.
— Что ж! Готов я уйти! — согласился Энкиду. — Но прошу я тебя, о Шамаш, отомстить всем тем, кто меня человеком сделал. Пусть ловчий, что о встрече со мною поведал, будет наказан! Пусть у него рука ослабеет и тетивы натянуть не сможет! Пусть стрела из лука его летит мимо цели! Пусть зверье капканы его обходит! Пусть голодным весь век свой пребудет! Пусть проклята будет блудница, что привела меня в город! Пусть пьяный бродяга зальет ее лоно сикерой! Пусть с шеи ее сорвет и себе заберет ее красные бусы! Пусть кинет горшечник ей в спину глины комок! И пусть серебро в ее не удержится доме! Пусть пустырь на задворках будет ей ложем! Пусть она иной не знает защиты, кроме тени стены! И пусть ее по щекам лупцует калека! Пусть хулят ее жены, что сохранили верность супругам! Ибо, чистому, мне принесла она грязь и надо мной, безупречным, обман совершила.
— Ты, Энкиду, не прав, — Шамаш отозвался. — Твое проклятье блуднице снимаю. Ведь она кормила хлебом тебя, которого боги достойны. И поила питьем, что достойно царей. И дала она в побратимы тебе Гильгамеша. А теперь ты умрешь! И на ложе печали уложит тебя Гильгамеш. На нем окружит тебя царским почетом. И велит он оплакать тебя народу Урука. И с весельем, как это угодно богам, совершен будет скорбный обряд.
Едва занялось утра сиянье, Гильгамеш, стоя у ложа, пропел свой плач погребальный:
— Энкиду! Мой побратим! Твоя мать — антилопа, отец твой — онагр тебя породили! Молоком своим звери вспоили тебя на пастбищах дальних. В кедровом лесу тропинки, Энкиду, тебя вспоминают день и ночь неустанно. Крошатся уступы лесистые гор, по которым мы вместе взбирались! Истекают смолой кипарисы и кедры, средь которых мы вместе с тобой пробирались! Медведи ревут, стонут гиены и тигры, козероги и рыси, олени, газели и всякая тварь степная! И вместе с ними Евлей горюет священный, шаги твои помня, Энкиду, и светлый Евфрат, где мы черпали воду и наши меха наполняли. И плачут старцы в огражденном Уруке, что на битву нас с тобой провожали! Слез женщины унять не могут, на глазах которых мы быка убили. Рыдает тот, кто накормил тебя хлебом. Рабыня плачет, которая тебя умастила. И плачет раб, что с вином подавал тебе чашу. Как же мне о тебе не плакать, если мы с тобой побратимы! Ты, Энкиду, топор мой мощный, мой кинжал безупречный, мой щит надежный, праздничный плащ мой, мои доспехи. Что за сон беспробудный владеет тобою? Темен ты стал, меня ты не слышишь. Тронул сердце твое, оно не бьется. Друг мой, кумир тебе я воздвигну, какого еще не было в мире.