Для преобладающего большинства греков мифы были древнейшей историей их народа. Они не сомневались в реальности Девкалионова потопа, в подвигах Геракла, в Троянской войне и определяли историческую глубину этих «событий» количеством поколений, предшествующих их собственному. Лишь отдельным светлым умам было ясно, что мифам нельзя верить. Так, первый греческий историк Гекатей Милетский начинает свой труд словами: «Это я пишу, что считаю истинным, ибо рассказы эллинов, как мне кажется, необозримы и смешны».
Однако и Гекатей, и его последователи не отбрасывали мифы как источник исторических сведений, а пытались их очистить от всего неправдоподобного. Так, для Гекатея кербер – не пес, охраняющий врата подземного царства, а страшная змея, обитавшая у входа в него. Поскольку ее укус был смертелен, змею иносказательно называли «псом Аида». Геракла Гекатей называет «народом Эврисфея», очевидно, в том смысле, что подвиги, совершенные целым народом, были приписаны одному Гераклу. Такая рационализация мифов уничтожает их как отголосок прошлого и ничего не дает для понимания истории. За тысячелетия исторической жизни греческого мифа критика его стала более тонкой, исходящей из более глубокого понимания этого феномена человеческого мышления. Миф не отвергается из-за несоответствия его реальности, а в самой нереальности ищутся корни религиозных представлений, которые позволяют понять, как могла возникнуть невидаль или небылица и что за нею скрывается.
Научная дешифровка мифа ставит проблему мифа и истории на иную плоскость. И прежде всего возникает задача отделить первоначальный миф от его домысла или истолкования. Вернемся к рассмотренному нами примеру рождения Афины Паллады из головы Зевса. Это миф. Но его поздним античным рассказчикам потребовалось объяснить, почему Афина называлась Тритогенеей и Палладой. И тогда же появился домысел о воспитании Афины Тритоном и о дочери Тритона Палладе, чье имя вошло в эпитет Афины. Таких домыслов – бесчисленное множество. Это своего рода мифы- паразиты, налипающие на корпус мифа, как ракушки на подводную часть корабля.
Мифы хранят в себе прошлое человечества, но в формах, далеких от летописи, от фактологии. Это история человечества во всех его проявлениях, в том числе и в мистическом, и чем больше мы знаем о прошлом по документам, тем более глубоким становится понимание мифа как формы духовного и исторического бытия.
Греческие мифы, восходящие к глубочайшей древности, дошли до нас в изложении авторов, пользовавшихся не иероглифической или слоговой, а алфавитной письменностью финикийского происхождения. При этом они постоянно пересказывались и дополнялись, переживая метаморфозы вместе с греческим полисом, в котором они бытовали. Все это делает необычайно сложным использование греческих мифов в качестве исторического источника. В этом прежде всего убеждает счастливый и в то же время горький для науки опыт археолога-любителя, энтузиаста, фантазера и миллионера Генриха Шлимана, отправившегося на поиски Трои с томиком Гомера. Найдя местоположение древней Трои (оно было известно до него по упоминаниям древних авторов и предположениям некоторых из современников), он разрушил ее как культурный памятник, приняв древнейшие слои за гомеровскую Трою и допустив множество других непоправимых ошибок. Это не уменьшило ценности изложенных Гомером мифов, но потребовало выделения в них самых древних слоев, восходящих ко времени существования в Эгеиде государств Аххиявы и Трои, и позднейших наслоений той самой «героики», которая не древнее IX в. до н. э.
Сказанное касается и мифов, относящихся ко времени микенских царств, к векам, во мраке которых вызревала греческая архаика. За фантастическими и путаными сведениями о странствиях гомеровских «героев», легенд о возвращении на историческую родину Гераклидов стоят исторические реалии. Они были бы не понятны без египетских текстов и изображений XIII-XII вв. до н. э., связанных с «народами моря» и соответствующих им хеттских упоминаний, без археологических данных, добытых о тех же «народах моря» в Палестине, без материалов раскопок Пилоса, Микен, Фив, Афин, Орхомена.
Греческие мифы, имевшие хождение в VIII-V вв. до н. э., были своеобразной формой политической мысли, используемой в интересах государства и противоборствующих в нем идеологий. С помощью мифа утверждалась давность обладания полисом той или иной территорией. Так, согласно афинским мифам, царь Кекроп был сыном скалы, на которой возник акрополь, и его власть без какого-либо перерыва передавалась наследникам. В этих мифах нет и намека на то, что до ионийцев афинян в Аттике жили пеласги – они были изгнаны не только со своей исконной территории, но и из мифа. Поэтому же опущены и предания об уничтожении первоначального населения Аттики во время потопа.
Из греческих мифов создается впечатление, что деяния героев связаны с глубочайшей стариной, мало уступающей древности богов. Однако, как правило, греческие герои не древнее Гомера. Они неизвестны памятникам микенской письменности. Нет ни одного героона (места культа героя) древнее IX в. до н. э. Каждый новый литературный пересказ мифа был новой его трактовкой, за которой стояли определенные интересы – государственные, локальные, личные. Миф менял свой облик, как Протей, и выявить его первоначальное ядро – задача практически нереальная, хотя отказаться от попытки ее осуществить, как показал опыт исследований, невозможно.
Мифы создают искаженную и неполную картину событий. Но ведь важно и интересно, как мифологическое сознание воспринимало важнейшие исторические реалии.
Мифы, повествующие о древнейших событиях греческой истории, являются также источниками для понимания ситуации в далеком от Миноса, Приама и Агамемнона мире, поскольку с их помощью подтверждались претензии на те или иные территории и акватории в эпоху великой греческой колонизации и борьбы за власть между союзами полисов. Афинянин Дедал, якобы добравшийся до Крита и соорудивший там лабиринт, продолжил свой маршрут в Сицилию, это яблоко раздора между Афинским и Пелопоннесским союзами. В Афинах в соответствии с той же политической тенденцией появляется Тесей в годы основания афинской морской державы и связывается с древнейшими афинскими царями, тогда как образ Тесея не мог быть древнее IX в. до н. э. и сложился он не в Афинах, а в Арголиде.
Греческие героические мифы являются одновременно источником для понимания культурных контактов между народами в эпоху великой греческой колонизации. Так, в мифе о Геракле могут быть выделены наряду с его древнейшими критскими, фиванскими, аргосскими элементами анатолийские, финикийские, карфагенские и этрусские слои, следы контактов греческих колонистов с народами, участвовавшими в колонизационном процессе.
Мифы – это сложная и тонкая структура, подобная человеческому мозгу, куда невозможно проникнуть с той же легкостью, как в другие органы человеческого тела, но если это проникновение будет осуществлено, оно обещает поразительные результаты.
Складывая подчас оружие перед загадкой мифа, мы с тем большим восхищением отнесемся к его интеллектуальным и художественным достоинствам. Немало из того, что в античности казалось сказкой, теперь стало обыденностью, и кто знает, какие еще невероятные вещи станут обычными. И это раскрывает понятие мифа в одном из наиболее современных его аспектов – осуществление мечты. С помощью мифа человек взмывал над бескрылой действительностью, добивался справедливости, побеждал сильнейших противников, расправлялся с злодеями, проникал в самые отдаленные уголки земли и вселенной, преодолевая собственную слабость и косность своего времени. Это обеспечило мифу любовь всех человеческих поколений, которые примеряли образы Прометея, Геракла, Тесея, Кассандры к себе и своему времени, наполняя их страстью, углубляя их философский смысл и усиливая художественное воздействие.