Мифы и легенды народов мира. Том 11. Библейские сказания и легенды

6 (II, 1—7)
Стал нарцисс из горной долины
Вместе с лилией телом единым.
И, когда они слились ртами,
Переполнились медом гортани.
Стало знаменем всех твоих пиршеств,
Меня ветер любви колышет.
Я от ласок твоих ослабла,
Дайте ягод мне, дайте яблок.
От любви я изнемогаю.
Ему стала я дорогою.
Рука левая под головою.
Обнимает меня десница.
Иерусалима девицы,
Ради ланей степных и оленей
Своего вы дождитесь мгновенья.
Не гонитесь за близостью ранней.
Не будите, пока не нагрянет.

7 (II, 8—10)
Голос милого. Словно газелью
Он проносится по ущелью,
И с лучом восходящего солнца
По долам и горам он несется.
И прекрасной порою весенней
Он в окно мое смотрит оленем.
С каждым мигом звучит все призывней:
«Прекратились зимние ливни,
Птицы певчие возвратились,
И смоковницы соком налились.
Поднимается небо все выше,
Голос горлицы стал мне слышен.
Еще в дальнем ущелье горном
Выходи, чтоб насытить взор мой.
Ведь при свете весеннем ясном
Никого нет тебя прекрасней.
Невозможно земли ликованье
Без твоего воркованья».

8 (III, 1—5)
Я искала любимого сердцем.
От него мне некуда деться.
В темноте городских переулков
Шум шагов разлеется гулкий.
Ведь любовь моя не игрушка.
Вдруг послышалась колотушка.
Сторож ею воров пугает,
О моем любимом не знает.
Но едва я с ним разминулась:
На любимого сердцем наткнулась.
Повела его в дом материнский,
Ведь любовь не ведает риска.
Ради ланей степных и оленей
Своего дождитесь мгновенья.
Не гонитесь за близостью ранней,
Не будите, пока не нагрянет.

9 (III, 6) 12
Кто это движется к нам,
Ветром пустыни гонимый? —
Мирра и фимиам,
Земли не касаясь, дымом[451].

10 (III, 7—8)
Дивно ложе царя Соломона,
И держат при нем оборону
Шестьдесят надежных мужей,
Храбрых воинов и сторожей.
Все у царя готово
К отражению страха ночного[452].
Паланкин[453] царя Соломона.
Из серебра колонны.
Захочешь облокотиться —
Спинка есть золотая.
Иерусалима девицы,
Соломон в своей багрянице
Зовет вас, к себе приглашая.
Для радости вашей сердечной
Наденьте убор подвенечный.

11 (IV, 1—7)
Под белою этой фатою
Ты стала самой красотою.
Библейские сказания и легенды
Волос кудрявое стадо
Спустилось с высот Гилеада.
Твои зубы снега белее,
Твои губы заката алее,
А шея как башня Давида,
Та, что щитами обвита
В память о славе громкой.
Сосцы же как два олененка,
Спящие среди лилий,
Ждут, чтобы их разбудили
Руки вставшего рано,
Те, что изведать успели,
Что нет в твоем, милая, теле
Ни одного изъяна.

12 (IV, 8, 12—16)
Из кедровых высей Ливана
К нам в степи направь свой взор.
Невестой спустись с Амана[454]
И леопардовых гор.
Сад, доступный..для меня,
Сестра — невеста.
Для других в саду
Твоем нет места.
Потаенный ключ
Среди гранатов,
Напоенный ароматом.
Утоляю жажду я водою
И вдыхаю запахи алоэ,
Мирры, и корицы, и шафрана,
Благовоньями дышу Ливана.
Ветры, зря по свету не гуляйте,
Сад благоуханный овевайте.
Пусть все разольются ароматы,
И жених найдет дорогу к саду[455].

13 (VI, 1—3)
Скажи мне: «Где твой любимый?
Давно его что-то не видно.
Никто тебя не обнимет.
И мне за тебя обидно».
Не беспокойся, подруга,
В саду своем бродит милый.
Его я чувствую руку,
Блуждает она меж лилий.
Всегда со мною любимый,
И мы с ним неразделимы.

14 (VI, 3—7)
Пленительна ты, как Тирца[456].
Прекрасна, как Иерусалим.
И страшно вдруг очутиться
Рядом с сердцем твоим.
Волос твоих козье стадо
Сошло с высот Гилеада.
Как овцы после купанья,
Ты блещешь от чистоты.
Дай прикоснуться губами
К щеке, что видна из фаты.

15 (VI, 8)
Шестьдесят у меня цариц
И восемьдесят наложниц,
А прочих случайных девиц
И сосчитать невозможно.
Но ты сама чистота,
Нетронутая голубица.
Могла б ты в иные года
Дочкой моей родиться.
И восхваляют тебя
Наложницы и царицы.

16 (VI, 11 — 12)
Я спустился в ореховый сад
Посмотреть, чем растенья богаты,
Распустился ли виноград,
И как дозревают гранаты.
Но ушла ты, мне душу сломив,
Как победная колесница.
Возвратись же ко мне, Суламифь[457],
Чтобы мог я тобой насладиться.

17 (VII, 2—6)
Ничто не может сравниться
С прелестью ножек.
Дивный изгиб твоих бедер
Создал художник.
Пупок твой — изящная чаша,
Полон шербетом.
Живот как сноп пшеничный
В лилиях — лентах[458].
Груди —детеныши серны,
Как двойня газели.
Шея — дозорная башня
В горном ущелье,
Та, что пред Дамаском
Воюет с Арамом.
Голова — вершина Кармела
Над всеми горами.
Очи — озера в Хеброне
У врат Бат — Раббима[459].
Приди же, сидящий на троне,
К своей любимой.

18 (VII, 7—10)
А у моей сестрицы
Еще не выросли груди.
Может жених появиться,
Что делать будем?
Была бы стеной городскою,
В камни бы гвозди вложили.
Дверью была бы — доскою
Снаружи б ее забили.
А я как оплот.
Мои груди — башни.
Пускай придет.
Ведь мне не страшно.
19 (VIII, 11 — 12)
Без серебра не войти
В сад у Ваал Хамона.
Нищему нет пути
К яблоням Соломона.
Гнать за ворота бродяг
Царские стражи привыкли.
Сад мой не в дальних краях.
Где же, о царь, твои сикли?

20 (VIII, 13—14)
Был голос призывный
Услышан из сада:
— Сокройся, мой милый,
От чуждого взгляда.
Никто из друзей
Тебя не догонит.
Беги, как газель,
На Холмы благовоний.