И Филон, и другие древние авторы сообщают, что Санхунйатон написал ряд сочинений, которые, к сожалению, до нас не дошли. То, что свои сведения Санхунйатон заимствовал у беритского жреца бога Йево, очень напоминает случай с угаритянином Илимилку, писавшим под диктовку жреца Аттинпарлану. Правда, исследования показали, что положение было более сложным, и произведение Санхунйатона едва ли было лишь текстом, написанным под диктовку беритского жреца. Оно обладало своим характером и определенной композицией, а главное — некоей концепцией, которая, скорее всего, принадлежит самому Санхунйатону. Мифы явно были лишь предысторией Финикии, хотя мы, конечно, не знаем, каков был удельный вес этой предыстории в общем историческом сочинении Санхунйатона. Но сам по себе угаритский прецедент весьма показателен. Деятельность Санхунйатона относили ко времени правления конкретного беритского царя Абелбаала. И хотя это время не установлено, сама датировка по правлению царя, вполне обычная на Древнем Востоке, говорит в пользу историчности этого автора. К тому же все приведенные имена, в том числе беритского жреца Иеромбаала и самого Санхунйатона, — типично финикийские. Да и бог Йево почитался именно в Берите. Так что, думается, сомневаться в существовании финикийского оригинала произведения Филона и автора этого оригинала Санхунйатона не приходится. Видимо, в беритском храме Йево хранилось «священное предание» этого храма, которое и было использовано Санхунйатоном в его сочинении. Это предание явно было дополнено мифологическими традициями других финикийских городов, включая Тир и Библ. Следы тирской и библской традиций в «Финикийской истории» прослеживаются очень ясно.
Санхунйатон, время жизни которого ряд ученых сейчас определяет приблизительно XII или XI в. до н. э. (впрочем, это далеко не общепринято), сам ссылается на еще более древнего мудреца Таавта, который якобы первым соединил ходившие в народе мифы в стройную систему. По словам Санхунйатона–Филона, Таавта египтяне называют богом Тотом. Бог Тот, действительно, присутствовал в древнеегипетском пантеоне и был богом мудрости. Может быть, близость имен этих двух персонажей и привела финикийцев к мысли об их тождестве. В обожествлении древних мудрецов на Востоке нет ничего необычного. Так, известно, что в том же Египте обожествили Имхотепа, строителя первой пирамиды. Возможно, и Таавт, которому приписывают изобретение финикийской письменности, тоже был признан богом. Правда, никаких сведений о почитании в Финикии Таавта у нас нет.
Находки в Угарите, казалось, давали основание надеяться, что могут быть найдены и финикийские религиозно–мифологические тексты. Однако эти надежды не оправдались. Вероятнее всего, тексты, подобные угаритским, никогда и не найдут. Угаритяне, как и жители Месопотамии, писали на глине, и обожженная глина имеет все шансы пережить века и тысячелетия. Финикийцы же, подобно египтянам, использовали папирус, который в условиях финикийской природы сохраниться не может. А потому и до сих пор, как и много веков назад, восстанавливая финикийскую мифологию, приходится опираться на данные греческих пересказов. Правда, теперь появилась уверенность, что пересказанное Филоном — это и в самом деле финикийские мифы. Но он жил довольно поздно, когда многое уже начало забываться, многое стало непонятным. И Филон, насколько позволяют судить цитаты, приведенные Евсевием, порой произвольно соединял различные мифы, приводил иногда противоречивые версии, рассказывал совершенно по–разному об одних и тех же или близких событиях. Вообще‑то древних людей противоречия в мифах не смущали. Греческий философ Сократ, если верить его ученику Платону, говорил относительно мифов: «Это было так или приблизительно так». Так, как это пересказал Филон, или приблизительно так рассказывали финикийцы о своих богах. К тому же, Филон, рассчитывая на греческого читателя, часто давал финикийским божествам греческие имена, что затрудняет понимание природы тех или иных финикийских богов и богинь. Во время Филона и сами финикийцы уже называли большинство своих богов греческими именами и далеко не всегда помнили, каковы же они были в древние эпохи.
За последние три — три с половиной десятилетия изучение финикийского мира сделало резкий скачок. В течение многих лет под эгидой международной организации ЮНЕСКО проводились активные раскопки на территории бывшего Карфагена, в которых участвовали археологи многих стран. Раскопки в Карфагене, начатые еще в первой половине XIX в. и продолженные после окончания миссии ЮНЕСКО, дали богатейший материал для исследования истории и жизни великого древнего города. Работы итальянских, немецких, испанских и других археологов практически заново открыли миру своеобразные области финикийского мира, существовавшие в Северной Африке и Испании, на Сицилии, Сардинии, Мальте. Количество археологических находок и на этой основе исторических интерпретаций перешло в совершенно новое качество науки. Важно также то, что, несмотря на сложные политические события на Ближнем Востоке, проводятся (разумеется, по мере возможности) раскопки в Ливане, то есть на территории самой Финикии, а не только ее колоний. Этому помогают и археологические исследования в соседних регионах, связанных с основной территорией исторической Финикии, — от Израиля до Турции. И если раньше в научных и популярных работах, посвященных финикийцам, речь шла в основном о колониях, то теперь все чаще стали писать о самой Финикии. И в Финикии, и в ее колониях, и по соседству с ней было открыто много новых надписей. В этих надписях содержались новые имена финикийских божеств, что позволило уточнить некоторые более ранние представления и отождествления. Наши знания о финикийской религии расширяются также в результате находок финикийских монет и произведений финикийского искусства.