И когда люди проснулись, долго они не могли прийти в себя от этого предсказания и повеления. Но в это время им явился моллюск, своим изворотливым ходом показывая, как должно двигаться кораблю. И вдохновленные люди принялись строить корабль, образцом для которого стала маленькая рыбка навтил, или кораблик. Так появился первый корабль. Будущие мореходы уложили на его дно четыре тяжелых камня, чтобы волны и ветры не снесли судно в сторону. А затем они отправились к островкам выполнять волю бога.
Когда корабль достиг скал и люди взобрались на утес, где растет олива, орел сам спустился к ним. По повелению Мелькарта прибывшие тотчас перерезали орлу горло, принеся его в жертву. И как только кровь принесенного в жертву орла окропила скалы, те мгновенно остановились. И на этих скалах у подножья священной оливы люди, следуя приказу бога, основали город Тир[412].
Сидоняне рассказывали об основании Тира иначе. По их рассказам, Тир не был древним городом. Однажды[413] на Сидон напал царь города Аскалона в Палестине. Он одолел сидонян и разрушил город. Жители были вынуждены покинуть его. Тогда они перебрались южнее и на острове, а может быть и двух островках, вблизи побережья основали Тир[414].
Основание Берита
Город Верит (современный Бейрут) большой роли в истории Финикии до римского завоевания не играл. Тем не менее он был, особенно во II тысячелетии до н. э., довольно оживленным портом, и в нем существовали свои легенды о возникновении города. Как и жители других финикийских городов, беритяне считали свой город древнейшим.
Рассказывают, что Верит существовал с самого начала вселенной. Еще не было никаких других поселений на земле, а Верит уже возник. Родительницей города была богиня Астарта. Она высадилась в этом месте, и когда богиня вышла на сушу, на песчаном побережье расцвели розы, заструилась река, воздух наполнился благовониями. И здесь родилась Бероя. Как только богиня разрешилась от бремени, раздался хор богинь, прославляющий рождение дитяти. И возликовали все звери. Лев, забыв старинную вражду, лижет загривок быка, а бык, ничуть не страшась львиной пасти, радостно мычит. Конь в восторге бьет копытом, и звонкий гул от этого биения разнесся по земле. Леопард запрыгал, подобно зайцу, и волк стал ласково покусывать овцу, не причиняя ей боли. Пес бросил охоту и стал плясать, состязаясь в пляске с кабаном. Поднявшись на задние лапы, медведица обнимает корову, а теленок ласкает свирепую львицу. Ядовитые змеи с лаской трогают слонов. Да и деревья умиленно шумят, приветствуя дочь Астарты. И все богини ласково приняли дочь Астарты. И в честь дочери богиня основала город, который по ее имени назвала Беритом[415].
Ваза с изображением уток, найденная при раскопках Берита. IX в. до н. э. Глина
Основание Сидона
Сидон (финикийское название — Цидон) был одним из самых значительных городов Финикии. Его основателем считали бога Цида (Сида).
Бог Цид был братом Египта, который правил в Африке и по имени которого его подданные стали называться египтянами. Цид приобрел страну, которую по названию ее жителей именовали Ханааном. Там он основал город и назвал его по своему имени Сидоном[416]. Согласно другому рассказу, Сидон был рожден Морем, богом Йамом, и имел братом морского бога Посейдона[417].
Саркофаг с горельефом Сатрай был найден при раскопках древнего Сидона. 440–430 г. г. до н. э.
Основание Гадеса [418]
Гадес был одним из наиболее древних финикийских городов вне самой Финикии. Сами финикийцы называли его Гадиром, позже греки стали именовать этот город Гадейрами, а римляне — Гадесом (под этим названием он и известен в истории). Сейчас это город Кадис на юге Испании.
Бог Мелькарт приказал тирийцам основать город в Испании в том месте, какое укажут благоприятные жертвоприношения[419]. И вот из Тира вышел флот во главе с Архелаем[420]. Долго двигались корабли через все Средиземное море, пока не достигли испанских берегов. Финикийцы высадились в устье реки, которое им очень понравилось. Там они принесли жертвы богу, но жертвы оказались неблагоприятными. С горечью в сердце покинули колонисты понравившееся им место. Пройдет много времени, и финикийцы вернутся сюда и создадут здесь город Абдеру. А пока они двинулись дальше на запад и, пройдя пролив между Европой и Африкой, вышли в Атлантический океан.
Там они снова вошли в речное устье и вновь принесли жертвы. Но бог опять отверг жертвоприношение. И пришлось тирийцам вернуться несколько назад. Они остановились у небольших островков около самого побережья. На этот раз жертвоприношение оказалось удачным. Узнав волю Мелькарта, тирийцы огородили место на острове и внутри ограды построили город. И назвали они его Гадиром, что означает «огороженное место» или «крепость». На противоположном конце этого же острова финикийцы воздвигли храм Мелькарта. Впрочем, жрецы этого храма утверждали, что храм был создан на 70 лет раньше города[421].
Основание Карфагена
Самым знаменитым городом, основанным финикийцами за морем, был Карфаген в Северной Африке, ставший позже главой собственной мощной державы. В течение долгого времени он был опаснейшим соперником и греков, и римлян. Поэтому естественно, что и те и другие обращали довольно большое внимание на этот город и писали о нем. Разумеется, греческие и римские писатели сохранили и некоторые сведения об основании Карфагена. И многие из этих сведений в конечном счете восходят к карфагенской или, шире, финикийской традиции.
Когда‑то жили два брата — Зор и Кархедон[422]. Они отправились[423] в Африку и основали там Карфаген. Возможно, это была фактория, то есть небольшое поселение, временно посещаемое моряками и торговцами, и носила она название Каккаба, или Бирса. Впрочем, этому рассказу не очень‑то верили[424], а чаще и охотнее приводили другой.
Когда‑то[425] в Тире правил царь Мутон, или Метен. У него были сын Пигмалион и дочь Элисса[426]. Царь выдал свою дочь замуж за верховного жреца Ахерба. Ахерб был очень богат[427], и когда после смерти своего отца Пигмалион сам стал царем, он задумал отнять у зятя его богатства. Но Ахерб спрятал их, так что никто, даже самые верные царские слуги, не могли узнать, где же он их скрывает. И тогда Пигмалион, человек жестокий и жадный, решил убить Ахерба. Ахерб пытался спастись у алтарей богов, но был там застигнут убийцами. Ему в спину вонзили копье, а тело бросили в ров. Это не помогло Пигмалиону найти богатства убитого. Не решаясь открыть гражданам Тира убийство верховного жреца, царь приказал не хоронить тело. А чтобы его сестра и вдова убитого не задумала мстить, он скрыл от нее позорное деяние и даже стал привлекать ее к себе притворным расположением. Но однажды ночью Элиссе явился призрак убитого мужа. Он рассказал ей о случившемся, открыл место нахождения сокровищ и посоветовал с верными людьми бежать из Тира. Элисса так и сделала. Она нашла богатства, собрала самых знатных людей Тира и ночью снарядила свой флот. Во главе флота встал опытный и знатный командир Витий. Среди спутников Элиссы был и предок знаменитого полководца Ганнибала[428].
412
Это предание довольно подробно передано поздним греческим поэтом Нонном (приблизительно V в.). Нонн был родом из Египта, а учился, очень вероятно, в Берите, славившемся тогда своей юридической школой. Может быть, во время учебы там Нонн узнал многочисленные финикийские предания и довольно широко использовал их в своей поэме. Эта поэма была посвящена подвигам бога Диониса, который считался потомком финикийца Кадма. Отсюда и многочисленные обращения к Финикии и финикийским преданиям. Конечно, эти предания ко времени Нонна уже в большой степени видоизменились. Тогда в языческой мысли широко распространились представления о божестве или нескольких божествах, которые соединяли в себе черты многих других и выступали как мощные всеобъемлющие боги. Именно таким предстает у Нонна Дионис; похожим выступает и Геракл. Тем не менее в образах нонновской поэмы различимы финикийские черты. Еще задолго до жизни Нонна полное отождествление Геракла и римского Геркулеса с Мелькартом стало «общим местом», так что сомневаться, что под именем греческого героя скрывается финикийский бог, не приходится. В Тире был найден рельеф уже римского времени, изображающий рождение Мелькарта. На нем видны дерево, охваченное огнем, орел и змея. Это полностью соответствует сказанию, переданному Нонном, и подтверждает финикийский источник его сведений.
414
Рассказ об основании Тира сидонцами в начале XII в. до н. э. полностью противоречит не только тирской традиции, которая относит основание города приблизительно к XXVIII в. до н. э. (о чем сообщает греческий историк Геродот, ссылаясь на слова жрецов тирского храма, посвященного Мелькарту), но и известным историческим данным. О Тире не раз упоминали египтяне во II тысячелетии до н. э., сохранились письма тирского царька своему египетскому повелителю. Археологический зондаж, проведенный на очень небольшом участке, показал, что Тир действительно возник около того времени, о котором говорили Геродоту тирские жрецы. В то же время предание, относящее основание Тира к началу XII в. до н. э., было широко известно. Эту дату, в частности, упоминает писавший по–гречески еврейский историк Иосиф Флавий, довольно хорошо знавший предания своего региона. Видимо, эта традиция возникла не на пустом месте. Противоречия между двумя традициями призвана объяснить гипотеза, по которой сидонцы после разрушения их города действительно перебрались в Тир. Там они, не будучи его гражданами, заняли сравнительно более низкое политическое положение. В Карфагене, основанном тирийцами, отмечается существование особой категории свободных людей, не являющихся гражданами, — «сидонских мужей» (в одном случае упоминается «сидонская дочь»). Поэтому возможно, что для оправдания своей роли в Тире и претендуя на равноправное положение в нем, в сидонской среде и возникло сказание о действительном основании Тира сидонцами после их переселения туда. Аналогию можно найти в истории греческой колонизации, когда более поздние переселенцы считали именно себя настоящими основателями города.
415
Рассказ об основании Берита тоже заимствован у Нонна, который прославляет этот город как светоч учения.
416
Это сказание содержится у византийских писателей раннего средневековья. Оно довольно искажено, но и в таком виде обнаруживает финикийские черты.
417
Это единственное упоминание Сидона в сохранившемся тексте Филона. У него, правда, говорится не о городе, а о богине. Но возможно, что здесь как‑то отражено предание об основании города.
418
Эта легенда дошла до нас в изложении греческого географа Страбона, который, в свою очередь, узнал ее из сочинения философа Посидония (II‑I вв. до н. э.), лично побывавшего в Гадесе. Она явно местного, гадитанского, происхождения, причем восходит именно к гражданскому коллективу Гадеса. Ряд греческих и римских писателей, которые упоминали об основании Гадеса, единодушно относили это событие к концу XII в. до н. э., приблизительно к 1104 г., или к немного более позднему времени. Большинство современных ученых решительно опровергают эту дату, поскольку до сих пор в городе не найдено никаких финикийских следов, предшествующих VIII в. до н. э. Правда, надо заметить, что еще сравнительно недавно самые ранние признаки финикийского присутствия в этом городе относились к VI в. до н. э. Археологические свидетельства — вещь достаточно коварная, ибо трудно или часто просто невозможно сказать, что же археологи найдут в следующих сезонах раскопок. Внимательное рассмотрение традиции показывает, что в приведенной дате нет ничего невероятного. Более того, некоторые косвенные данные говорят, скорее, в пользу сообщений древних авторов. Основание Гадеса хорошо вписывается в первый этап финикийской колонизации, который, по данным античных авторов, занял последнюю четверть XII и первую четверть XI в. до н. э.
419
Считалось, что боги могут прорицать будущее и приказывать смертным что‑либо совершить в настоящем ради этого будущего. В храме Мелькарта в Гадесе был оракул (прорицалище), пользовавшийся большой популярностью в древности.
421
В самом по себе основании храма раньше города нет ничего невероятного. В период колонизации храмы играли большую роль как более или менее безопасные места стоянок и торговли с окрестным населением, имели они и экономическое значение. На острове Фасос в северной части Эгейского моря, где одно время обосновались финикийцы, города как такового, по–видимому, и не было, и организатором добычи золота в богатых рудниках этого острова выступал храм. Гадитанский храм Мелькарта также играл важную роль в городской экономике, будучи, в частности, казнохранилищем города. Но в данном случае маловероятно, чтобы храм был основан на 70 лет раньше города. По–видимому, перед нами храмовое предание, соперничающее с городским: жрецы Мелькарта очень хотели представить свой храм более древним, чем город, возможно, обосновывая этим свою претензию на более активное участие в управлении Гадесом.
422
Имена Зор и Кархедон сопоставляются с названиями двух городов — Тира (Цора) и Карфагена (Кархедона). В таком виде, в каком оно до нас дошло, это предание не может быть достоверным. Братья явно выступают символами двух городов — метрополии и колонии. Не может быть принята и дата их экспедиции (за 50 лет до того времени, которое считалось в древности временем Троянской войны) — приблизительно 1234 г. до н. э. Это намного раньше начала первого этапа финикийской колонизации. Думается, что в основе предания о Зоре и Кархедоне лежит не финикийская традиция, а версия какого‑то греческого эрудита.
424
При внимательном рассмотрении этой традиции некоторые ученые пришли к выводу, что, не принимая ее в целом, можно все же считать, что в ее основе лежали воспоминания о древних плаваниях тирийцев в этот район Африки и создании там финикийской фактории.
426
Греческие и римские авторы обычно называли основательницу Карфагена Дидоной. Под этим именем она вошла в поэзию и искусство. Но греческий историк Тимей (IV‑III вв. до н. э.) из Тавромения на Сицилии, где греки тесно соприкасались с финикийцами (как жившими на самом острове, так и карфагенянами), с которыми они почти посто–янно воевали, прямо писал, что на финикийском языке ее звали Элисса. О точном значении этого имени филологи спорят, но несомненно, что в нем присутствует элемент «эл», как это встречается в ряде западносемитских имен. Что же касается имени Дидона, то его значение определить еще труднее. Тот же Тимей говорил, что так ее назвали туземцы, т. е., скорее всего, местные африканцы, из‑за ее странствий, и имя это означает «странствующая».
427
Ахерб был верховным жрецом бога Мелькарта. Он, несомненно, принадлежал к высшей аристократии Тира. Богатства, о которых упоминается в истории Элиссы, едва ли являлись богатствами храма, ибо далее говорится, что Ахерб их спрятал, но спрятать богатства одного из главных храмов города едва ли было возможно. Речь, конечно, идет о личных богатствах верховного жреца.
428
В колониях обычно тщательно сохранялись сведения о первопоселенцах, и их потомки гордились своей принадлежностью к их семьям. Такие люди принадлежали обычно к колониальной аристократии. Даже в нынешних Соединенных Штатах потомки тех, кто еще в XVII в. высадился на американский берег с корабля «Мэйфлауер», считаются особо почтенными людьми. Поэтому неудивительно, что некоторые имена спутников Элиссы сохранились надолго. В Карфагене была найдена надпись некоего Баалея, который перечислял шестнадцать поколений своих предков и первым из них назвал Мицри; несложные вычисления показывают, что этот Мицри жил в последней трети IX в. до н. э., т. е. именно во времена основания Карфагена. Среди потомков Мицри были люди, занимавшие высокие посты в Карфагене. Бития, который командовал флотом Элиссы, римский писатель Сервий (рубеж IV‑V вв.) называет среди десяти первых лиц в государстве.