Когда все были готовы и королева уселась в своем кресле рядом со своею дочерью, первый вошел к ним Вате. При всей своей старости он все же внушил ей сразу и страх и уважение, и она почтительно пошла ему навстречу.
Вслед за Вате вошел Фруте. Королева с дочерью усадили их обоих и стали лукаво спрашивать Вате, нравится ли ему так сидеть в гостях у прекрасных дам, или же он предпочитает сражаться в горячих боях.
— Никогда еще не приводилось мне так мирно сидеть с прекрасными дамами, — отвечал им Вате. — И если бы можно было, я, конечно, предпочел бы со своими добрыми воинами биться в какой–нибудь горячей схватке. Мне только это и прилично.
Громко засмеялась прелестная девушка — видела она, что не по себе ему в обществе прекрасных дам.
Королева Хильда с дочерью заговорили с витязем Морунгом. Стали они расспрашивать его о старике, как его зовут, есть ли у него свои люди, замки и земли, есть ли у него дома жена и дети.
— Есть у него дома и жена и дети, — отвечал витязь, — сам же он всю свою жизнь был отважным и доблестным воином.
— Никогда еще ни один король не имел такого отважного рыцаря, — прибавил Ирольт.
Стала тогда королева уговаривать Вате остаться в Ирландии: во всем свете не нашлось бы такого могущественного человека, который оказался бы в состоянии изгнать его отсюда. Но Вате отвечал королеве:
— Была у меня своя земля, и мог я сам по своей воле раздавать кому хотел коней и платье. Тяжко было бы мне теперь заслуживать свой лен. Никогда еще не отлучался я из дому более чем на один год.
На прощание Хильда сказала им, что могут они когда угодно являться ко двору и беседовать с прекрасными дамами.
Из покоев королевы они вернулись к королю, где застали рыцарей, занятых игрою в шахматы и фехтованием.
По ирландскому обычаю при дворе часто устраивались рыцарские игры, и это скоро сдружило Вате с королем. Хоранда же полюбили дамы за его веселые шутки и рассказы. Престарелые витязи Вате и Фруте являлись ко двору с длинными седыми локонами, перевитыми золотом, и все находили, что они поистине заслуженные доблестные рыцари.
VI
О ТОМ, КАК ПЕЛ ХОРАНД
Случилось раз вечером, что отважный витязь Дании стал петь и пел так, что очаровал всех людей и даже заставил умолкнуть птиц. С удовольствием слушал его король со своими воинами; с удовольствием слушала его и королева: песня его доносилась до нее через окно в то время, как сидела она на зубчатой крепостной стене.
— Что я слышу? — воскликнула прекрасная Хильда. — До ушей моих доносится песня, лучшая в мире. Ах, дай–то Бог, чтобы мои придворные умели так петь!
Она приказала привести к себе того, кто так хорошо пел. При появлении рыцаря она горячо благодарила его за то, что так приятно провела вечер. Дамы, бывшие с Хильдой, приняли воина столь же радушно.
— Пропой нам ту песню, что пел ты сегодня вечером, — сказала королева, — поднеси мне вместо подарка свои песни и пой мне их каждый вечер: за то получишь ты от меня щедрую награду.
— Госпожа, если желаешь, я буду петь тебе такие песни, что каждый, кто ни услышит мое пение, найдет
в нем облегчение скорби и позабудет свое горе. — С этими словами он ушел.
Когда миновала ночь и наступило утро, Хоранд начал петь, и от его сладостной песни умолкли птицы, распевавшие в кустах; недолго улежали в постелях люди. Чем громче и выше, тем лучше звучала его песня. Услыхал его и сам Хаген. Был он в это время у своей жены и вместе вышли они из покоя на зубчатые стены. Много было слушателей у заезжего гостя, слушала его и сама молодая королевна. Три песни пропел Хоранд одну за другою, и никому не показались они длинны.
Когда он кончил, молодая королевна поспешно оделась и послала за своим отцом. Пришел к ней король, и королевна, нежно ласкаясь к нему, стала просить его, чтобы приказал он певцу еще петь у них при дворе.
— Милая дочь моя, — отвечал ей король, — если бы согласился он пропеть для тебя сегодня вечером, я охотно дал бы ему за это тысячу фунтов, но это такие почтенные гости, что мы не можем заставлять их петь словно простых шпильманов.
Хоранд же хитрый так старался, что, казалось, никогда еще не певал он так по–рыцарски: его песня западала прямо в сердце, и никто не мог оторваться от нее душой; останавливались звери в лесах, змеи замирали в траве, забывали плыть рыбы в водах — все наслаждались его искусством. Никакая песня его не казалась длинной — ради нее забывали даже церковное пение.
Молодая девушка стала просить хоть тайно провести его в ее покои, чтобы не знали о том ни отец ее, ни мать. Услужил ей один из ее камергеров и получил за то щедрую награду: дала она ему двенадцать дорогих тяжелых запястий из светлого красного золота. Вечером привел он искусного певца в ее покои. Обрадовался певец: ради нее приехал он сюда из дальних стран и искусством своим стяжал он ее благосклонность. Королевна приказала камергеру своему стать у входа в дом, чтобы никто не мог войти к ней: хотела она вдосталь насладиться пением. В покоях с нею никого не было, кроме певца да воина Морунга.
Она просила витязя сесть.
— Дай мне послушать твоего пения, — сказала она, — то, что слышала я раньше, так мне понравилось, что слушать тебя кажется мне лучше всяких развлечений и всяких удовольствий.
— Я готов петь для тебя, прекрасная девушка, — отвечал ей Хоранд, — лишь бы отец твой, король Хаген, не снял с меня за это головы. Я считал бы честью служить тебе своим пением, если бы ты жила ближе к моей родине.
И он запел песню об Амиле, которой до тех пор не знал еще ни один христианин: слышал он ее в бурном море. Когда же пропел он ее, прекрасная девушка поблагодарила его.
— Друг, благодарю тебя, — сказала она и хотела щедро наградить его, но он отказался от всего и только взял ее пояс.
— Прости мне, что я оставляю его у себя, прекрасная девушка, — сказал он, — я отвезу его моему господину, и как же будет он рад моим вестям!
— Кто же твой господин и как зовут его? Носит ли он корону или владеет собственной землей? Ради тебя я расположена и к нему.
— Никогда не видал я другого такого богатого короля, — отвечал ей отважный датский воин. — Если никто не выдаст нас, прекрасная девушка, — продолжал Хоранд, — я скажу тебе, как господин мой отпустил нас в путь, ради тебя послав нас сюда, в замки и земли твоего отца.
— Скажи же, что предлагает мне твой господин. Если будет то согласно с моей волей, я скажу это тебе прежде, чем мы расстанемся.
— Предлагает он тебе свою любовь. Будь же к нему благосклонна, — из–за тебя он чуждается всех других женщин.
— Да наградит его Господь за его любовь ко мне! Если он во всем мне ровня, то я готова быть его женой, если ты согласишься петь мне каждый вечер и каждое утро.
— О том не заботься, — я охотно буду это делать. При дворе моего господина есть двенадцать певцов, которые поют еще лучше меня; но как ни сладки их песни, лучше их всех поет сам мой господин.
— Если господин твой так искусен, то я всегда буду любить его и всегда буду благодарна ему за его любовь ко мне. Если бы не боялась я своего отца, я охотно поехала бы с вами.
— Госпожа, есть у нас наготове семьсот воинов, — сказал ей на это Морунг, — рады они делить с нами и радость и горе. Если только удастся тебе добраться до моря, то не бойся, мы уж не уступим тебя свирепому Хагену. Мы теперь простимся с королем, ты же попроси отца, чтобы взял он тебя и твою мать с собою, чтобы взглянуть на наши мачты и корабли.
— Я охотно попрошу о том отца, да и вы тоже попросите, чтобы король и его воины позволили мне по–ехать с моими девушками к морю. Известите меня за три дня, согласен ли отец.