Командование Михаила Павловича сопровождалось меньшими конфликтами — сказывались влияние и поддержка Паскевича. Но когда и у Михаила Павловича случился скандал, то перекрыл все бури, происходившее в те в общем-то тихие времена: 16 октября 1820 года состоялся знаменитый «бунт» солдат Семеновского полка, входившего в его бригаду.
Шварц боролся за подъем дисциплины и явно зашел в своем рвении за грань разумного и допустимого: заставлял, например, солдат в качестве меры наказания плевать в лица друг другу. Он, в частности, ввел и докучливый осмотр одежды по праздникам, отнимавший у солдат львиную долю свободного времени. Возмущение дошло до взрыва: одна рота заявила протест против этого осмотра. В ответ Шварц распорядился арестовать всю роту. Тогда ареста потребовали солдаты всего полка, построились в шеренги и под конвоем прошли образцовым маршем через всю столицу к крепости; при этом не было ни единого акта насилия.
Большинство начальства оказалось в полной растерянности. Паника, охватившая обоих великих князей, бросилась в глаза. На Николая Павловича происшедшее произвело особенно сильное впечатление. Он немедленно выехал за границу. Это был прыжок перепуганного зайца!
Великий князь отсутствовал почти год. Официально он сопровождал жену, нуждавшуюся в заграничном лечении. Тогда это не было вопиющей редкостью: П.Д. Киселев, например, тоже пробыл за границей, также сопровождая заболевшую жену, почти весь 1824 год; но это никак не выглядело бегством и случилось после царского смотра осенью 1823 года, когда Киселев был захвален за безукоризненное состояние войск и отмечен производством в генерал-адъютанты.
Что же касается Николая Павловича, то для всех было ясно, что петербургская почва буквально горела под его ногами, и возвращаться на нее он отнюдь не стремился.
История имела огромный резонанс. Хотя после Пугачевщины еще не минуло полувека, а после бунта в Чугуевских военных поселениях прошел только год, но все это было далеко от столицы. Безоговорочное подчинение начальству, позволившее России выдержать колоссальные военные перенапряжения конца ХVIII — начала ХIХ столетия, создало иллюзорное представление о совершенном автоматизме нижних чинов. Такое неожиданное своеволие с их стороны произвело не меньшее впечатление, чем если бы вдруг замаршировали деревья из Летнего сада в Петропавловскую крепость!
Пестрые настроения, охватившие столицу, вылились в появление единичных анонимных рукописных прокламаций, имевших антидворянскую и антиофицерскую направленность — к этому, разумеется, никакой «Союз благоденствия» не мог быть причастен.
Почти скандалом стала довольно нелепая выходка малоизвестного до того поэта К.Ф. Рылеева, еще не имевшего ни малейшего отношения к Тайному обществу. В ноябре в журнале «Невский зритель» было опубликовано под видом перевода его стихотворение «К временщику», адресатом которого молва безошибочно признала Аракчеева. Но там были строки, которые метили и повыше:
«Тиран, вострепещи! Родится может он — Иль Кассий, или Брут, иль враг царей Катон! О, как на лире я потщусь того прославить, Отечество мое кто от тебя избавит!..»В тогдашних российских условиях беспрепятственный пропуск цензурой и публикация в журнале не могли быть самостоятельным актом безвестного одиночки — поэта кто-то целенаправленно поддержал. Так или иначе, публика замерла в ожидании того, чем же поплатится смельчак. Но у сильных мира сего оказались в тот момент заботы поважнее.
Александр I, находившийся за границей, был крайне обеспокоен и написал в письме к Аракчееву: «Никто на свете меня не убедит, чтобы сие происшествие было вымышлено солдатами или происходило единственно, как показывают, от жестокого обращения с оными полковника Шварца. /…/ Внушение, кажется, было не военное; ибо военный умел бы их заставить взяться за ружье, чего никто из них не сделал, даже тесака не взял /…/. Признаюсь, что я его приписываю тайным обществам /…/. Цель возмущения, кажется, была испугать», — никто такой цели не ставил, но она, однако, оказалась достигнутой.
В письме к И.В. Васильчикову — своему старому товарищу, а теперь командиру Гвардейского корпуса — Александр дал и более четкие указания: «Все эти радикалы и карбонарии, рассеянные по Европе, именно хотят заставить меня бросить начатое дело здесь /…/ они взбешены, видя наш труд /…/. Наблюдайте бдительно за Гречем и за всеми бывшими в его школе солдатами или маленькими девочками /…/. Я уверен, что найду настоящих виновников вне полка, в таких людях, как Греч и Каразин».