Древнегреческая галера с веслами и под парусами
Из переднего двора вела к колоннаде широко раскинувшегося среднего двора, в конце которого видно было много входов и покоев. Наискось стояли два главных дворца; в одном жил сам царь Ээт, в другом его сын Абсирт. Другие покои занимали служанки и дочери царя — Халкиона и Медея. Младшую дочь Медею редко можно было видеть здесь; почти все время она проводила в храме Гекаты, жрицей которой она состояла. На этот раз, однако, покровительница греков Юнона внушила ей остаться в замке. Она только что вышла из своей комнаты и хотела посетить свою сестру, как неожиданно встретила приближающихся героев. При виде красавцев она громко вскрикнула. На ее зов бросилась из своих хором Халкиона со всеми своими служанками. Старшая сестра также радостно вскрикнула и простерла свои руки к небу, так как узнала среди героев своих детей, сыновей Фрикса. Юноши бросились в объятия своей матери, и долго не было конца приветствиям и радостным слезам.
Медея и Ээт
Наконец, вышел и Ээт со своей супругой Идией, привлеченный радостными восклицаниями дочерей. Вскоре весь двор был полон шума: одни рабы закалывали огромного быка для гостей, другие рубили дрова для очага, третьи согревали воду в котлах, — все были заняты работой. Но, невидимый ни для кого, высоко в воздухе парил бог любви: он вытащил из колчана стрелу, незаметно спустился на землю и, спрятавшись за Ясона, натянул тетиву. Стрела, полет которой никто не заметил, не исключая и самой Медеи, попала царевне в сердце и зажгла там пламя. Как у тяжело больной, высоко поднималась грудь у царской дочери. Время от времени она бросала тайные взгляды на величественного героя Ясона. Все вылетело из памяти у нее; только сладкая грусть овладела ее душой, и пурпурная краска сменяла беспрерывно мертвенную бледность на ее лице.
Медея. Фрагмент фрески в Геркулануме
Из-за веселья и суеты никто не заметил перемены, происшедшей с девушкой. Слуги подносили приготовленные блюда, и аргонавты, обмыв в теплой бане пот от гребли, весело сидели за столом, уставленным съестными припасами и напитками. За трапезой внуки рассказывали Ээту о постигшей их судьбе. Тогда царь тихо спросил их о чужестранцах. «Я не скрою от тебя, дедушка! — сказал Аргос. — Эти мужи пришли просить у тебя золотое руно нашего отца Фрикса. Царь, желавший изгнать их из отечества и лишить земель, дал им это опасное поручение. Он надеялся, что они не избегнут гнева Юпитера и мести Фрикса, прежде чем вернутся с руном на родину. Корабль помогла им построить Паллада. Таких кораблей нет у колхидян, от которых мы, твои внуки, получили худшее судно, разлетевшееся вдребезги в первую же бурю. Эти же чужеземцы выстроили такой крепкий корабль, против которого всякие бури бессильны, причем они сами бессменно сидят на веслах. На этом корабле собрались храбрейшие герои Греции». Затем он назвал ему по имени самых видных героев и рассказал о происхождении их родственника Ясона.
Теламон
Услышав это, испуганный царь рассердился на своих внуков, полагая, что только благодаря им чужестранцы попали в его дворец. С горящими от гнева глазами под нависшими бровями он закричал: «Долой с моих глаз, коварные злодеи! Не за золотым руном приехали вы сюда, а для того, чтобы отнять у меня скипетр и корону. Если бы вы не сидели гостями за моим столом, я давно приказал бы вырвать вам языки и отрубить руки, оставив только ноги, чтобы вы могли уйти отсюда». Сидевший близ царя сын Эака Теламон вспылил при этих словах и хотел уже подняться, чтобы ответить царю в таком же тоне, но Ясон удержал его и сам кротко сказал: «Успокойся, Ээт! Не ради грабежа пришли мы в твой город и в твой замок. Кому пришло бы в голову совершить такой далекий и опасный путь для захвата чужой земли! Только судьба и грозный приказ злого царя привели меня к такому решению. Подари нам золотое руно по нашей просьбе, окажи нам благодеяние, и вся Греция будет почитать твое имя. Мы готовы также немедленно отслужить тебе. Случится война у тебя поблизости, захочешь подчинить себе соседний народ, и мы союзниками пойдем в поход с тобою». Так успокоительно говорил Ясон, а царь в это время раздумывал, уничтожить ли их тут же на месте или испытать раньше их силы. После некоторого размышления он решился на последнее и спокойнее, чем раньше, возразил: «К чему эти жалкие слова, чужестранец? Если вы, действительно, сыновья богов и в других отношениях не хуже меня и к тому же охотники до чужого добра, то берите золотое руно: для храбрых людей я готов на все. Но раньше вы должны подвергнуться испытанию и выполнить опасную работу, которую, обыкновенно, делаю я сам. На Марсовом поле пасутся у меня два железнорогих быка, выдыхающие пламя. С ними вздымаю я целину поля и распаханную ниву засеваю не желтыми семенами Цереры, а страшными зубами дракона; из них вырастают люди, которые меня окружают со всех сторон и которых я избиваю своим копьем. Ранним утром я запрягаю быков и только поздним вечером отдыхаю от своей жатвы. Если ты сделаешь то же самое, полководец, то можешь в тот же день вести руно в свой царский дворец, но не раньше, потому что было бы несправедливо, чтобы храбрый муж уступал трусу». Ясон молча сидел в нерешительности, не дерзая вязаться за такое страшное дело. Но вскоре он овладел собою и ответил: «Как не велик, царь, этот подвиг, но я хочу совершить его, если б даже мне пришлось погибнуть. Хуже смерти ничего не грозит человеку: я послушен року, который послал меня сюда». «Хорошо, — сказал царь, — ступай к своей шайке, но раньше подумай хорошенько. Если ты не надеешься на свои силы, то предоставь дело мне и уберись поскорее отсюда».