В самой маленькой комнате вырос тонкий стебелек. Это и был предсказанный во сне стебель дыни. Женщина сделала все так, как повелел Птах в вещем сне: сорвала стебелек, сварила зелье и выпила.
И вот год спустя у нее родился сын. Мальчика назвали Са-Осирисом.
Маленький Са-Осирис рос так быстро, что не только лекари и знахари в недоумении разводили руками, но даже сам мудрый Сатни-Хемуас - и тот не переставал удивляться. Когда Са-Осирису исполнился год, все, кто видел его, говорили: "Ему два года", а когда он достиг двухлетнего возраста, всем уже казалось, что это пятилетний мальчик. Сатни-Хемуас очень любил своего сына и каждый день подолгу с ним играл в саду.
Когда Са-Осирис подрос и окреп, его отдали на обучение в школу при храме. Прошло совсем немного времени, и он уже знал столько же, сколько и его учителя. Прошло еще время, и Сатни-Хемуас стал знать гораздо больше, чем все его наставники. Еще через год мальчик состязался в знаниях с лучшими чародеями страны. Сам фараон, - да будет он здрав, могуч и благополучен, - присутствовал на этом состязании! И умудренные старцы вынуждены были признать полное превосходство Са-Осириса.
Тогда Сатни-Хемуас, слывший величайшим из мудрецов, сам стал обучать Са-Осириса. Однако и Сатни-Хемуас вскоре понял, что мальчика попросту нечему учить - он уже знает все.
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЗАГРОБНОЕ ЦАРСТВО
Однажды Сатни-Хемуас и его сын Са-Осирис отдыхали на террасе дома. Солнце уже клонилось к западу. Был приятный, тихий вечер.
Вдруг воздух наполнился криками, горестными стонами и плачем. Сатни-Хемуас вгляделся вдаль.
Хоронили богатого горожанина. Кедровая ладья везла через Нил роскошный гроб, украшенный золотом и драгоценностями. Подле гроба надрывались плакальщицы. А позади погребальной ладьи плыло великое множество лодок. Это друзья и родственники провожали богача в его вечное жилище.
- Посмотри теперь туда, отец, - тронул его за плечо Са-Осирис.
Сатни-Хемуас повернулся и посмотрел туда, куда показывал его сын.
Неподалеку от грузовой пристани, в утлой тростниковой лодчонке везли на запад умершего бедняка. Тело его было завернуто в грубую циновку. И никто не пришел проводить умершего в последний путь. Только лодочник устало греб веслом, да плачущая вдова сидела рядом.
- О Осирис! - воскликнул Сатни-Хемуас, отводя взгляд от этого тягостного зрелища. - Великий бог Дуата! Сделай так, чтоб мне воздали в твоем Царстве, как воздают тому богачу, и да не постигнет меня участь бедняка!
- Нет, отец, - возразил Са-Осирис. - Ты получишь в Дуате то, что получит бедняк.
Сатни-Хемуас удивился. Некоторое время он не мог вымолвить ни слова.
- Не ослышался ли я?! - воскликнул наконец он. - Неужели это слова сына, который любит своего отца?
- Прости меня, отец, но это будет именно так, - промолвил Са-Осирис. Пойдем, я покажу тебе то, что не дано видеть живым.
Он взял отца за руку и потянул его за собой. Удивленный Сатни-Хемуас пошел следом за сыном.
Они переправились через Нил и очутились в городе мертвых, среди жертвенников и заупокойных молелен. Са-Осирис приблизился к подножию скалы, остановился и прошептал заклинание.
В тот же миг раздался страшный грохот. Земля разверзлась, и Сатни-Хемуас увидел огромную пещеру.
- Эта пещера ведет в Преисподнюю, - сказал Са-Осирис и взял отца за руку.
Они вошли в огромный полутемный зал. Здесь, при колеблющемся свете факелов, сгорбившись, сидели какие-то люди. Их было так много, что невозможно было сосчитать. Люди сидели на полу, теснились вдоль стен, их ряды терялись в полумраке подземелья.
Все были очень заняты. Они сучили веревки из волокна, их пальцы были содраны в кровь, но позади людей стояли ослы и пожирали эти только что сделанные веревки.
Как зачарованный смотрел на это Сатни-Хемуас, пока Са-Осирис опять не потянул его за собой.
- Пойдем дальше, отец, - шепотом промолвил он.
Они подошли к двери, которая вела в следующий зал. Сатни-Хемуас толкнул ее плечом. Дверь стала медленно открываться, и вдруг подземелье огласил душераздирающий крик.
Сатни-Хемуас замер, холод пробежал по его телу. В желтом свете горящих факелов он увидел, что на полу перед ним лежит человек. Нижний шип двери был воткнут в его глаз. Дверь медленно открывалась, и шип так же медленно, с хрустом поворачивался в его окровавленной глазнице.
Сатни-Хемуас содрогнулся от ужаса и попятился. Весь бледный, он вошел в следующий зал.
У самых дверей стояла на коленях целая толпа народу. Все с плачем молили о прощении. Вдали же, на почетных местах, сидели праведники.
Вдруг позади опять раздался истошный крик.
- Что это? - спросил Сатни-Хемуас. - От этого крика кровь стынет в жилах.
- Это еще один умерший открыл двери и вошел в Дуат, - ответил Са-Осирис. - Всякий раз, когда открывается дверь, шип поворачивается в глазу того человека... А сейчас мы войдем в Великий Чертог Двух Истин!
И они вошли в зал Загробного Суда.
Здесь посреди зала на троне царственно восседал сам владыка Преисподней. У Трона стояли Тот, Маат и Хатхор. Они следили за тем, как Анубис взвешивает сердце умершего на весах. А в темной пещере, в самом углу зала, хищно пылали два глаза. Это чудовищная Аммат затаилась там в нетерпеливом ожидании, готовая, как только бог мудрости огласит обвинительный приговор, броситься на жертву и растерзать ее.
И еще Сатни-Хемуас заметил возле трона Осириса какого-то человека, облаченного в одежды из тончайшего полотна. Запястья его рук украшали драгоценные браслеты с изображениями богов, а на груди блестел лазуритовый амулет в виде жука-скарабея.
- Отец мой Сатни, - тихо проговорил Са-Осирис. - Видишь ли ты благородного человека, который стоит на почетном месте около владыки умерших? Это и есть тот самый бедняк, которого хоронили безо всяких почестей и везли на запад в убогой лодчонке, завернутого в грубую циновку. Это он! Его привели на Суд, взвесили его сердце и нашли, что содеянное им добро перевешивает зло. Но в земной жизни на его долю выпало слишком мало радостей. Поэтому боги велели отдать бедняку погребальное убранство богача, которого хоронили с роскошью и почестями. Ты видишь, отец: бедняка поместили среди чистых душ умерших.
- А где же богач, что сталось с ним?
- Ты видел и богача, отец мой Сатни! Дверной шип торчит в его глазу. Вот почему я сказал тебе: "С тобой поступят так же, как с бедняком, и да минует тебя доля богача".
- Сын мой Са-Осирис! - воскликнул Сатни-Хемуас. - Немало чудес видел я в Дуате! Но объясни мне: кто те люди, которые беспрерывно вьют веревки, и почему эти веревки пожирают ослы?
- Знай, - ответил Са-Осирис. - Люди, которые вьют веревки, - это подобие тех, над кем на земле тяготеет проклятие богов. Они трудятся день и ночь, стараясь увеличить свое богатство, но золото утекает, как вода сквозь решето, и у них не хватает даже хлеба, чтоб досыта наесться. Когда они приходят в Дуат и выясняется, что их злодеяния многочисленнее добрых дел, боги обрекают их на то же, что было и на земле. Тем, кто на земле творил добро, здесь тоже воздается добром, а тем, кто совершал зло, воздается злом. Так было, так есть - и не изменится никогда!
С этими словами Са-Осирис взял отца за руку и вывел его из подземелья.
СА-ОСИРИС И ЧАРОДЕЙ ИЗ ЭФИОПИИ
Это удивительное событие произошло в последний год жизни Са-Осириса. Мальчику тогда исполнилось всего двенадцать лет.
Однажды к отцу Сатни-Хемуаса, к великому фараону Та-Кемет, прибыл чернокожий гонец из Эфиопии.
Войдя в зал приемов, гонец поклонился всем присутствующим, поклонился фараону и протянул ему свиток папируса.
- Кто может прочесть этот папирус, не разворачивая его и не повредив печати? - спросил он и насмешливо оглядел зал. - Даю вам десять дней. Через десять дней я снова буду здесь. Если окажется, что в Та-Кемет нет столь искусных мудрецов, которым это под силу, то пусть ваша страна будет посрамлена навеки и пусть признает она превосходство Эфиопии!
Сказав это, гонец поклонился, еще раз окинул насмешливым взглядом всех присутствующих и вышел.
Придворные мудрецы и маги стояли, словно окаменев. Никто не решался поднять глаза, ни у кого не хватало смелости заговорить первым.