Вот какое чудо сотворил Джаджаеманх. Подобное до него не случалось, такими словами закончил царевич Бауфрен и, поклонившись отцу, встал по левую сторону кресла.
— Воистину Джаджаеманх был мудр и никто не сумел превзойти его в знании тайного. Пусть принесут в память о нем жертву из тысячи хлебов, ста кувшинов пива, одного быка и двух лепешек ладана, — промолвил, выслушав все, Хуфу. Но взгляд исподлобья при этом не прояснился. Змея на короне продолжала качаться печально.
Понял младший царевич Дедефгор, что наступил его черед. Он вышел вперед и сказал:
— Твое величество, — да будешь ты здрав, силен и могуч! довольствуется историями, случившимися в давние времена. Что в них правда, что — ложь, уже не проверить. Не лучше ли вспомнить о чародее, живущем в наши дни.
— О ком говоришь, царевич?
— О чародее Джеди. Ему минуло сто десять лет[22], он за один присест съедает пять сотен хлебов, половину туши быка и выпивает сто глиняных кружек виноградного сусла. Джеди может приставить на место отрубленную голову, и мертвец оживет. Повести за собой без всяких пут льва или быка такой для него пустяк, что об этом и говорить не стоит. А кроме того, этот мудрец знает, где хранятся тайные папирусы Тота.
— Где проживает этот мудрец? Должно быть, за краем Египта, за Великой Зеленью моря?
— Не за краем Египта, не за Великой Зеленью — в твоей стовратной столице, на берегу Нила живет чародей.
— Сын мой, я хочу видеть Джеди немедленно. Ты сам приведи его ко мне.
Сказано — сделано. Дедефгор сел в носилки из черного дерева с лазуритовыми узорами. Рабы подхватили золоченые ручки, и носилки поплыли по городу. Вот миновали дворец, вот позади остались дома богачей в листве сикоморов и акаций. Вот кончились мощеные улицы. Пошли пустыри да свалки, жалкие, крытые пальмовыми листьями лачуги медников и гончаров. Старый Джеди жил на самом краю стовратной столицы.
Вот поравнялись носилки с покосившимся глиняным домиком. Вот и сам чародей развалился на рваной циновке возле порога.
Царевич поздоровался с Джеди почтительно, словно с наставником, и сказал:
— Я приехал за тобой, почтенный Джеди, по повелению моего отца, фараона, — да будет он здрав, силен и могуч! Его величество хочет видеть тебя. Отправляйся со мной во дворец. Там ты будешь жить припеваючи, а еду получать со стола самого Хуфу.
Такое предложение пришлось Джеди по душе. Он сказал:
— Счастья тебе, царевич. Пусть возвеличит тебя отец, пусть возвысит над всеми вельможами. Я готов идти с тобой.
Царевич помог Джеди взобраться на носилки и во время пути заботливо поддерживал старика. Когда же носилки прибыли во дворец, царевич немедля доложил о Джеди его величеству фараону.
— Отец, вот доставил я чародея, как ты велел.
— Пусть войдет.
Тогда Джеди вошел и склонился перед фараоном. Хуфу долго разглядывал старика и наконец задал ему вопрос:
— Как же это случилось, Джеди, что я не видел тебя раньше?
— Не приходят к владыке без зова. Но вот ты позвал — и я тут.
— Встань с колен. Говорят, ты можешь приставить на место отрубленную голову. Так ли это?
— Да, владыка, — да будешь ты жив, здоров и могуч! — почтительно отвечал маг.
— Приведите преступника, осужденного на смертную казнь.
— Нет, твое величество фараон, — да будешь ты здрав, силен и могуч! хоть меня самого казни, а чародействовать над человеком не буду. Запрещается делать подобное с людьми. Вели принести птицу или доставить сюда кого-нибудь из домашней скотины.
По слову фараона принесли гуся. На глазах у всех ему отрезали голову. Голову положили у стены, где стояли гранитные статуи. Тело отнесли к противоположной стене. Там в жаровнях курились благовонные смолы. Джеди встал посередине, голову запрокинул, руки вытянул ладонями от себя и зашептал заклинания. Смысл тайных слов понять никто не сумел, зато все увидели, что тело гусиное ожило, поднялось и заковыляло на перепончатых лапах в сторону статуй. Соединились тело и голова, гусь встрепенулся и загоготал, как ни в чем не бывало.
— Га-га-га!..
Все заулыбались.
Никогда во дворце до сих пор не звучали подобные звуки. У самого фараона просветлел взор. Заметив это, вельможи поспешили послать рабов за уткой. Когда утку принесли, чародей проделал с ней то же, что с гусем: сначала ее обезглавил, потом оживил. Утка почесала перышки клювом и пошла вперевалку.
— Кря-кря-кря, — раздалось за колоннами.
Трудно было удержаться от смеха. У самого фараона разгладились складки на лбу.