Мощные басы дружно повторяли мелодию, но вел песню, временами взлетая на совсем уже невозможную высоту, чистый голос Лиски.
«Дорога на Саларкан… Дорога на Саларкан…»
Последний слог рассыпался хрустальными осколками.
Мирлирин осторожно пошевелился. Голова уже почти не болела. Осталась лишь сонная истома. Как хорошо лежать и слушать, как поют карлики…
— Завтра придет теплый ветер. — Произнесла девушка, когда песня была допета.
— Откуда ты знаешь? — Гри откиднул меховое одеяло, пересаживаясь поближе к костру и к Лиске.
— Я слышу такие вещи. Когда будет ветер, когда начнется буран…
— Но ты же — не из рода Владык?
— Не знаю… Вроде в родне — все карлики. Просто слышу. И как трава растет слышу, и как деревья гонят сок к листьям…
Лиин пристально посмотрел на девушку. Коренастая фигура, широкие скулы, темно-серые глаза под густыми бровями… Она не может быть даже отдаленным потомком гри. Но в ней есть Дар.
— Дядька говорит, что я вроде как чокнутая, — рассмеялась Лиска. — Неправильная. Слишком песни люблю, да по лесу бродить в одиночку. Говорит, меня лесной дух приворожил да испортил. Только не видела я того духа…
— Хочешь, научу приманивать хорошую погоду?
Лиска не поверила, расхохоталась. Куда ей? Она же — не Владыка. Просто умеет красоту видеть…
— А ты, фа, не зря из-под шкур вылез? Застынешь… Весенняя лихорадка — страшное дело! Дай-ка одеяло принесу…
— Постой! И что же ты сейчас слышишь?
— Земля просыпается. Проснется скоро… Совсем весна будет.
Этой ночью Лиин наконец-то и сам почувствовал свою землю. Промороженные до сердцевин деревья пока еще нежились в сонной истоме, дожидаясь, пока последние остатки льда в их жилах вскипят весенним соком. Заканчивалось время холода и мрака, оцепенение спадало, и днем земля жадно впитывала солнечное тепло. Солнца было так много, так что деревья не успевали за ночь вновь заледенеть и уснуть.
Здесь, на Буранном плато, земле нужно столько успеть: отцвести весенними цветами, взойти летним разнотравьем, осыпаться зрелыми семенами… Еще день или два — и взорвется лес буйством поспешной жизни.
Лиин не спал, разговаривал со своей землей, и она отвечал ему — звонким голоском Лиски.
А девушка, наработавшись за день, да еще хлебнув немного вина, беззаботно спала в теплом шатре. И снились ей теплые тучи, плывущие со стороны моря.
Начавшийся через пару дней дождь переждали в Тор-Тиите. Перевал остался позади, здесь уже обжитые места. Тор-Тиит — большое торговое село у того места, где от тракта отходит дорога к серебряным рудникам. До Саларкана — пара дней пути.
Однако после дождя ехать в санях было уже нельзя. Товары оставили на складе одного из купцов, караванщики разбрелись по знакомым. А Лиин со старшиной Донгором да Лиской взяли у трактирщика легкую коляску, запрягли в не вэльских рысаков и поспешили в город.
То ли потому, что Лиин наконец-то выспался в настоящей постели, то ли запасенные снадобья помогли, но лихорадка прошла, словно ее и не бывало…
Голос Лиски переливается в весеннем воздухе, рассыпается серебряными звоном.
Пару дюжин звонких бубенцов Лиин купил на базаре в Тор-Тиите, подвесил к сбруе «детей ветра». И теперь колокольчики поют вместе с маленькой карзкой. Ей Лиин подарил чудесной работы серебряный браслет. Умеют все-таки карлики делать красивые вещи!
— Не дело, фа, больно много чести шальной девахе, — покачал головой хмурый Донгор.
— Она ж выходила меня, староста! Вот остались бы вы без Благословляющего — что тогда барону сказали? «Не довезли»?
Кряжистый карз пробурчал что-то неразборчивое, но надел браслет на руку племяннице:
— Ладно, носи, стрекоза!
Бегут кони. Дробится в лужах весеннее солнце. И долина Саларкана, почувствовав приближение Владыки, начинает зеленеть, набухшие почки выстреливают крохотными клейкими листочками, распускаются первоцветы…