— Фрэнк погибнет! — зазвенел отчаянный голос Уэллса.
— Придется вернуться! — закричал в ответ Говард. — Это верная смерть — или хуже смерти, но мы не вправе его бросить.
— Бегите, не останавливайтесь, — воззвал я. — Меня они не поймают. Спасайтесь сами!
Опасаясь, что они и впрямь пожертвуют собою ради меня, я сломя голову кинулся вперед. Секунда — и я уже догнал Говарда и ухватил его за плечо.
— Что это? — спросил я. — Чего нам следует бояться?
— Пойдем быстрее, или мы погибли! — лихорадочно заклинал он. — Они опрокинули все преграды. Жужжание — это предостережение. Мы восприимчивы, и мы предупреждены, но если звук сделается громче, мы погибли. Рядом с Маллиганским лесом они сильны; именно здесь они проявляются. Сейчас они экспериментируют — осваиваются, осматриваются. Позже, освоившись, они рассредоточатся по окрестностям. Если бы нам только добежать до фермы…
— Мы добежим до фермы! — прокричал я, раздвигая руками туман.
— И помоги нам Небеса, если не добежим! — застонал Говард.
Он сбросил плащ, насквозь мокрая рубашка драматично липла к поджарому телу. Широкими, размашистыми шагами он несся сквозь тьму. Далеко впереди слышались вопли Генри Уэллса. Неумолчно стонали туманные сирены, туман клубился и бурлил водоворотами вокруг нас.
Не смолкало и тягучее жужжание. Не верилось, что мы в непроглядной темноте отыщем дорогу к ферме. Однако ж ферму мы отыскали и с радостными криками ввалились внутрь.
— Запри дверь! — крикнул Говард.
Я так и сделал.
— Думается, здесь мы в безопасности, — проговорил он. — До фермы они еще не добрались.
— А с Уэллсом как? — выдохнул я и тут заметил цепочку мокрых следов, уводящую в кухню.
Говард их тоже увидел. В глазах его вспыхнуло облегчение.
— Рад, что он в безопасности, — пробормотал он. — Я за него боялся.
И тут же заметно помрачнел. Света в кухне не было, оттуда не доносилось ни звука.
Не говоря ни слова, Говард пересек комнату и нырнул в темный проем. Я рухнул на стул, стряхнул влагу с ресниц, откинул назад волосы, что мокрыми прядями падали мне на лицо. Посидел так секунду-другую, тяжело дыша; скрипнула дверь, и я поневоле вздрогнул. Но я помнил заверения Говарда: «До фермы они еще не добрались. Здесь мы в безопасности».
Отчего-то Говарду я верил. Он сознавал, что нам угрожает новый, неведомый ужас, и каким-то сверхъестественным образом уловил его слабые стороны.
Впрочем, должен признать, что, когда из кухни донеслись пронзительные вопли, моя вера в друга слегка пошатнулась. Послышалось низкое рычание — никогда бы не поверил, что человеческая глотка способна издавать такие звуки! — и исступленные увещевания Говарда:
— Отпусти, говорю! Ты что, совсем спятил? Слушай, мы же тебя спасли! Оставь, говорю, оставь мою ногу! А-а-а-а-а!
Говард, пошатываясь, ввалился в комнату. Я метнулся вперед и подхватил его. Он был весь в крови, лицо — бледно как смерть.
— Да он просто буйнопомешанный, — простонал Говард. — Бегал по кухне на четвереньках словно собака. Наскочил на меня — и чуть не загрыз. Я-то отбился, но я ж весь искусан. Я ударил его в лицо — и уложил наповал. Убил, чего доброго. Он все равно что животное — я вынужден был защищаться.
Я довел Говарда до дивана и опустился на колени рядом с ним, но он отверг мою помощь.
— Да не отвлекайся ты на меня! — приказал он. — Быстро найди веревку и свяжи его. Если он придет в себя, нам придется драться не на жизнь, а на смерть.
То, что последовало дальше, походило на ночной кошмар. Смутно вспоминаю, как вошел в кухню с веревкой и привязал беднягу Уэллса к стулу, затем промыл и перевязал раны Говарда и развел огонь в камине. Помню также, что позвонил доктору. Но в голове моей все перепуталось, не могу воскресить в памяти ничего доподлинно — вплоть до прибытия высокого степенного джентльмена с добрым, сочувственным взглядом, чья манера держаться уже успокаивала не хуже болеутоляющего.
Он осмотрел Говарда, покивал и заверил, что раны несерьезны. Затем осмотрел Уэллса — и на сей раз кивать не стал.
— У него зрачки не реагируют на свет, — медленно объяснил доктор. — Необходима срочная операция. И, скажу вам откровенно, не думаю, что нам удастся его спасти.
— А эта рана в голове, доктор, — это пулевое ранение? — осведомился я.
Врач нахмурился.
— Я глубоко озадачен, — вздохнул он. — Разумеется, это след от пули, но ему полагалось бы уже частично затянуться. Отверстие ведет прямо в мозг. Вы говорите, что ничего об этом не знаете. Я вам верю, но я считаю, что необходимо немедленно известить власти. Объявят розыск убийцы; разве что, — доктор помолчал, — разве что бедняга сам себя ранил. То, что вы рассказываете, в высшей степени любопытно. Невероятно, что он мог ходить еще много часов. Кроме того, рана явно была обработана. Следов запекшейся крови не видно.