— Ну уж нет — ты расскажешь все, что тебе известно! — Ощутив вдруг приступ бешеной ярости, я начал трясти раба с такой силой, что он, перепуганный насмерть, пообещал мне выложить все как на духу.
— Они существуют!.. — начал он с выпученными от ужаса глазами. — Время зверолюдей — ночью, в час круглого глаза луны! Однажды негр вышел ночью из хижины — его не нашли. Никаких следов. Большой господин, дон Винсенте, сказал про это: леопард. Но из черных ему никто не поверил. Не было леопардов! Это зверолюд — он является, чтобы убивать! У него когти! Когда опять луна стала кругла, он забрался в одну из хижин на окраине. Разодрал горло женщине, убил ребенка. И все видели следы когтей — но опять большой господин им сказал: леопард! И потом снова луна стала круглой — и опять, и еще, и никто не видел следов леопарда — никто! Только человека следы! А теперь он здесь, в большом доме, у большого господина!
Я издал изумленный, недоверчивый возглас.
Гола еще раз подчеркнул, что сказал правду. Всякий раз человеческие следы цепочкой уходили прочь от места кровавой расправы.
— Тогда почему туземцы не сказали хозяину, чтобы он выследил преступника? — недоверчиво спросил я.
Гола понимающе посмотрел на меня и прошептал, подавшись вперед:
— Следы оставил человек в господских ботинках!
Даже если предположить, что Гола солгал, я почувствовал трепет необъяснимого ужаса. Кто же, по мнению туземцев, совершал эти страшные убийства?
И слуга ответил мне прямо:
— Дон Винсенте!
Голова у меня так и пошла кругом. Как же все это увязать? Кто на самом деле убил фон Шиллера и чуть не прикончил Марситу? Кто бы ни проник к ней, он явно хотел попросту расправиться с ней, а вовсе не надругаться над девушкой, как мы все поначалу решили.
Почему де Монтур предупредил нас? Очевидно, он знал о преступлении еще больше, потому что в конце концов ему удалось доказать нам, что Дезмарт невиновен.
Я вообще ничего больше не понимал.
Несмотря на попытки предотвратить утечку страшных подробностей, весть о резне распространилась среди туземцев. Они сделались беспокойными и нервными, и трижды в тот день дон Винсенте бил черных плетьми за отлынивание от положенных работ. В замке воцарилась тягостная атмосфера. Я подумывал пойти к дону Винсенте и рассказать ему о том, что поведал мне Гола, но решил еще немного повременить с этим.
Женщины в тот день оставались в своих комнатах, мужчины ходили беспокойные и угрюмые. Дон Винсенте объявил, что выставил двойную охрану и отправил отдельный контингент патрулировать коридоры замка. Я цинично подумал, что, если подозрения Голы подтвердятся, охрана не окажет большой помощи.
Я не из тех, господа, кто проявляет терпение в таких ситуациях. Я тогда был молод и горяч. Когда мы сидели за вечерней трапезой, я грянул о стол пустым бокалом и гордо всем объявил, что не испытываю страха ни перед кем, будь то даже не человек, а кровожадный зверь или сам сатана — посему ночью буду спать с раскрытой настежь дверью. Оповестив всех о моем намерении, я демонстративно удалился в свои покои, зло грохоча сапогами.
Снова, как и в первую ночь, пришел де Монтур. Лицо его было совсем как у человека, заглянувшего в самые зияющие врата ада.
— Я пришел, — сказал он, — чтобы просить вас — нет, месье, умолять вас! — пересмотреть ваше опрометчивое решение.
Я нетерпеливо покачал головой.
— Вы настроены решительно, так? Тогда я прошу вас сделать для меня кое-что еще. Когда я войду в свою комнату, я попрошу вас запереть дверь ко мне снаружи.
Я сделал то, о чем он меня просил, а затем вернулся к себе. Дав поручение Голе начистить и наточить кинжал и рапиру, я, твердо решив не ложиться спать, засел в большом кресле посреди полной темноты. Лязг точильни, над которой сгорбился мой новый слуга, помогал отогнать дремоту. Я долго раздумывал о странной просьбе де Монтура — он показался очень измученным и нервным, и в его глазах угадывались тени ужасающих тайн, доступных лишь ему одному. К тому же… де Монтур определенно не казался мне злонамеренным типом.
Вдруг мне пришла в голову мысль сходить к нему и выяснить, что он знает.
Вояж по темным коридорам дался мне нелегко, но я превозмог природный страх темноты и вскорости добрался до дверей в покои де Монтура. Оказавшись на месте, я позвал его, но никто не откликнулся. Протянутой рукой я нащупал клинья расщепленного дерева там, где должна быть монолитная дверь. Достав кремень, я высек искру — и начавший тлеть трут помог мне разглядеть: прочный засов был сорван, а тяжелая деревянная панель, совершенно разбитая, еле держалась на остатках петель.