Кеней нерешительно потоптался на месте и, наконец, направился по тропинке, которая вела к лесу. Там – хорошая лужайка, можно посидеть, подумать… А подумать есть над чем. В самом деле, почему он, легко запоминающий стихи Гомера, драмы Эсхила, комедии Аристофана, причём так, что может пересказывать очень близко к тексту, никак не может запомнить одно-единственное имя… Ну вот, опять забыл. Зевсагер? Не так. Ладно. Первой у архонта стояла амфора… Или песочные часы?
Кеней злобно зашипел. Он не может запомнить не только имя, но и всего того, что могло бы ему это имя подсказать! Если бы это касалось какого-то другого слова, он, безусловно, шутя, назвал бы все предметы, которые стояли в комнате архонта, а уж про три слова, указанные Паламедом и речи нет. В чём же секрет этого проклятого имени?
Скорее всего, причина в том, что его абсолютно не заинтересовало это ничтожество. Софокл, Эсхил, Эврипид – эти имена вызывали священный трепет; Кеней чувствовал непритворный интерес к их произведениям, слова и сюжеты зажигали и потому ровно и естественно укладывались в память. А бездарный циник, нашедший к славе столь жуткую и противоестественную дорогу, отторгался ею как нечто чужеродное и совсем не нужное.
В этом месте тропинку почти полностью перегораживал огромный и высокий, много выше человеческого роста, камень. Кеней обогнул его и остановился в полнейшем остолбенении– на тропинке стояла женщина невероятной красоты! Причём, не было сомнений, что она поджидает именно его. Кеней мог бы поклясться, что незнакомка не живёт в их полисе, никогда прежде он её не видел. Да и не могла бы она здесь жить. Такой богатой и красивой одежды не было даже у жены архонта и его дочерей. Тут Кеней рассмотрел, что одежда её не только богата и красива, но и сделана из какого-то загадочного и никогда не виденного им материала. Складки на хитоне красиво искрились, и весь он переливался дивными цветами. Неужели…
– Не узнал? – рассмеялась красавица. – Конечно, ты меня раньше никогда не видел, но ведь мог бы догадаться! Я – Мнемозина, богиня памяти и твоя покровительница! Ты один из моих любимцев, Кеней. Хотела бы я посмотреть, как бы ты без моей помощи смог с первого раза запомнить наизусть поэмы Гомера! Ты ведь и сам не раз поражался, как легко всё запоминаешь – такое не по силам смертному. Все люди восхищаются, когда ты уверенно начинаешь перечислять спартанских царей или правителей Афин… И только с одним именем тебе не везёт, не так ли? – лукаво добавила она.
– О, богиня! – бросился к её ногам Кеней. – Умоляю тебя, не дай мне завтра подвести своих сограждан! Если хочешь, отбери у меня мою чудесную память, но дай мне завтра вспомнить это нечестивое имя!
Смех Мнемозины зазвенел колокольчиками.
– Неужели ты думаешь, – насмешливо сказала она, – что мне может для чего-то понадобиться твоя память? Как бы ни была она хороша, но с моею собственной ей не тягаться! Для чего ж мне у тебя её отнимать? Чтобы дать кому-то другому? Но сделать это я и так смогу. Ведь я – богиня памяти, и если даже мне придёт в голову каприз наделить безупречной памятью каждого из людей, моя собственная не уменьшится ничуть, сколько бы я от неё ни отнимала. Успокойся, Кеней! Пусть твоя память остаётся при тебе в полной мере, не нужна мне твоя жертва. Ты и без того сможешь завтра сделать то, чего ждёт от тебя архонт. Выбрось из головы все сомнения, иди домой и больше не вспоминай об этом!. Завтра в нужный момент я проникну в твою голову и шепну тебе имя этого… этого…
Она внезапно умолкла. Кеней поднял от земли глаза и с удивлением увидел, как изменилось её лицо – оно стало красным от гнева!
– Это всё из-за тебя! – сердито топнула она изящной ножкой. – Я сама не могу вспомнить имя этого человека! Ты приносишь несчастье, Кеней! Слыханное ли дело, богиня памяти – забыла! Все боги будут смеяться надо мной, когда узнают, что я заразилась беспамятством от смертного!
Она хотела сказать ещё что-то гневное, но осеклась. Видно было, что ей в голову пришла другая мысль.
– Это наверняка Гера! Её проделки! – в голосе Мнемозины зазвучали одновременно возмущение и вызов. – Не может простить мне, что я провела с её супругом девять ночей и родила от него девятерых дочерей-муз, покровительниц искусства… Ну, это ей даром не пройдёт! Я снова объединюсь с Афиной, и мы ей такое устроим!
На глазах ошарашенного Кенея богиня быстро растворилась в воздухе.
Он задумчиво поднялся с колен, прислонился к камню, и долгое время стоял так, печально размышляя, что же произойдёт завтра. Совершенно очевидно, что на Мнемозину рассчитывать нельзя. У богов в очередной раз склоки и раздоры, а уж Кеней-то знает, во что они могут вылиться! Во что угодно, вплоть до новой войны, подобной Троянской. И ещё хорошо, если Кенею, во всех этих событиях, не будет отведена роль Париса или Елены. Нет, от Мнемозины помощи ожидать не стоит. Вся надежда, что сработает то, что придумал архонт. Но и в этом случае опасения оставались. Кеней уже убедился, что его память начинает упрямиться каждый раз, когда речь заходит о… нет, ну никак не даётся ему это имя! Словом, кто знает, что она выкинет завтра?