– Слово офицера.
Майор ухмыльнулся и подмигнул собутыльникам.
– Но мне нужен какой-нибудь музыкальный инструмент. Бузуки, например.
Спирос распорядился, и мгновенно принесли инструмент.
Костас начал петь. Он никогда еще так не пел, и никогда еще у него не было такого вдохновения. У Костаса опять, как в день знакомства с Элен, было ощущение, что он поет только для нее. Он пел все громче и громче. Спирос и его сослуживцы прекратили пить и есть, сидели не шелохнувшись, полностью обратившись в слух. Заключенные в камерах прильнули к тюремным окнам, сторожевые овчарки перестали лаять, голуби слетели с крыши и расселись на подоконниках начальника, как будто специально, чтобы послушать пение Костаса.
Прошло уже три часа, а он все пел и пел, и уже все пальцы были стерты в кровь, сел голос… Потом он сказал:
– А сейчас я спою вам свою новую песню, которую посвятил своей горячо любимой жене, она называется «К моей Эвридике».
И он вновь запел, и как будто и не было тех трех часов, и он уже не чувствовал боли в пальцах и голос его был снова свежим и звонким. Костас пел о том, как страдает без любимой, как ему плохо, и белый свет не мил, и что он ищет ее днем и ночью, и будет искать всю жизнь, пока не найдет, и они непременно встретятся и обязательно будут вместе, если не на земле, то на небе… И, как будто, разгладились грубые лица тюремщиков, просветлели, появилась в их бесцветных глазах какая-то чуждая им одухотворенность, и унеслось их сознание куда-то далеко-далеко, где они когда-то были молодыми, любили и были любимы, и были полны надежд и чаяний на добрую, светлую и счастливую жизнь…
И, еще и еще, исполнял он на бис эту песню. И уже совсем обессиленный и опустошенный замолчал, сделав заключительный поклон. Слушатели, не сразу выйдя из транса, азартно и громко зааплодировали. Спирос тоже расчувствовался, по-отечески обнял Костаса и сказал:
– Молодец! Мне и моим друзьям понравилось твое пение. Ты прямо как тот Орфей. И я сдержу слово офицера. Так зачем же ты ко мне пожаловал?
Костас рассказал ему об Элен, когда и как была арестована, и что она ни в чем не виновата, и если господин начальник будет добр, то он разрешит им встретиться, а может быть, даже совсем отпустит ее домой.
Спирос подозвал своего адъютанта и что-то долго шептал ему на ухо. Тот ушел.
– Я все понял. Я выполню свое обещание. Я отпущу твою жену. Только у меня есть одно условие. Ты пойдешь через вон тот плац к тюремным воротам, – он показал рукой в окно – не оглядываясь, а твоя жена последует за тобой. Но если до выхода из ворот тюрьмы ты оглянешься – она будет застрелена. Ты согласен?
– Спасибо, господин майор, конечно, я согласен, я полностью полагаюсь на Ваше благородство.
– Вот и хорошо. Сейчас приведут твою Эвридику. А пока давай выпьем на прощанье.
Он налил себе и Костасу по полстакана узо – вонючей греческой самогонки, они, молча, не чокаясь, выпили. Тут вернулся адъютант и доложил, что все готово.
– Ну, с богом. Сейчас тебя проводят к выходу из здания, там сразу начинается плац, и ты медленно пойдешь, как мы и договаривались, не оглядываясь. А я буду смотреть в окно, если оглянешься…– он ласково погладил рукой лежащий на столе пистолет, – ну, ты все знаешь…
Когда Костаса выводили из здания, он краем глаза сбоку увидел высокую женскую фигуру в черном длинном одеянии с капюшоном на голове, полностью скрывавшем лицо. У него екнуло сердце. Неужели это Элен? – с надеждой подумал Костас. Раздалась команда:
– Пошел!
Он медленно, весь, обратившись в слух, с трудом, от страха и напряжения, передвигая одеревеневшие ноги, вступил на плац. Заслышав за собой тихие, легкие, явно женские шаги, он обрадовался и немного успокоился. Прикусив до крови нижнюю губу, чтобы раньше времени не заговорить с Элен, он шел по, казалось, бесконечному плацу, представляя, как совсем уже скоро обнимет свою обожаемую жену. Вот и конец плаца, Костас перешагнул через ограждавший его бордюр, сделал еще несколько шагов, и вдруг услышал, как Элен громко вскрикнула, видимо она запнулась за бордюр. Костас помимо своей воли, машинально оглянулся, в тот же миг прогремела пулеметная очередь, девушка еще раз вскрикнула, упала как подкошенная и замолчала. Он уже, ничего не соображая, бросился к ней, приоткрыл ее капюшон и обомлел, это была не Элен. Костас стоял на коленях перед только что погибшей девушкой, он был в полной растерянности, совершенно не понимая, что происходит. Конечно, было безумно жаль эту неизвестную ему женщину, но с другой стороны, это значило, что его жена еще возможно жива…
За его спиной раздался знакомый смех, он оглянулся, это был весьма довольный собой и своей шуткой Спирос с друзьями. И тут Костаса осенило, он вспомнил, где уже слышал этот мерзкий хохот.