И вообще… как приковали Прометея, как будто не достаёт чего. Чего-то, что было всегда, к чему привык. Всё-таки он, Прометей ничего был мужик. Куколок лепил, придумывал вечно. Каждый день новое, одно другого занятней. От него, от Прометея корабли пошли по морю, города встали по берегам, каналы рылись, колодцы копались. Дальше – больше. Пролетая над жилищем Прометеевым, заглядывал Борей чрез могучее титаново плечо, видел свитки мудрёные, а в тех свитках причудные замыслы… что-то, там, в небе среди звёзд летало, прямиком из Гефестовой кузницы, оттуда же по вечному телу Геи-матушки колесницы без коней стремились….
И главное, уж больно Зевс начал раздражать. Мало, что власть взял над миром, так всех титанов под землю заточил, а на прочих покрикивает. Каково это вольному ветру?!
Борей повадился ему пакостить. Сперва по-мелкому. Вот хоть орла его с пути сдуть. Летит злобная птица Прометееву печень клевать, а Борей её с курса сбивает. Вместо Кавказа то в Африку загонит, то в Антарктиду. Орёл, конечно, упорный, властелину преданный, изо всей орлиной мочи крыльями машет, на верный путь вылетает, а всё ж задержка. Зевсу досадно, Борею приятно. И Прометею полегче. Нет, жалко… жалко ваятеля! Если так талантами бросаться, это что ж получится?!
Борей порой навещал его на Кавказе. Прилетит, опустится на соседнюю скалу и глядит, пригорюнившись, виновато носом шмыгает:
– Ты это… не держи на меня обиды….
Простёртый на камне Прометей поворачивал к нему бледное от муки лицо. Едва разлеплялись застывшие в страданиях уста.
– А…! ты? – титан устало смыкал веки, еле слышался шёпот, небось, опять балуешь?
– Да не особо…, – признавался ветер, – я, знаешь, больше девиц не краду. Я только тех таскаю, на кого наш венценосец глаз положил. Прямо из-под носа у него уношу! Нечего!
Борей рассмеялся, но Прометей был скорбен и недвижен. Кровавые клочья печени постепенно срастались, покрывались сукровицей, восстанавливалась кожа, но все знали, что это ненадолго, ибо уже слышался где-то плеск грозных орлиных крыльев.
– Ну, я ему задам! – взвивался Борей и принимался дуть навстречу зевсову посланнику, топорща тому перья и зашвыривая в отдалённые края ледяной пронизывающей струёй. Нескоро назад вернётся!
И уже сникнув, смирив струи, участливо спрашивал Япетида:
– Ты вот скажи… тебе же дар провидения открыт… доколе страдать-то ещё?!
Титан вздыхал:
– Ещё не родился тот, кто разобьёт мои оковы.
– А кто он? Как его имя?
– Геракл….
Недолго оставался ветер у Прометея. Природа не позволяла. Не мог усидеть на одном месте. Летел стремглав куда ни попадя – неважно куда, сперва взвивался, потом решал…
Раз, мимоходом, по пути высмотрел он несущуюся по облакам колесницу громовержца. И, заглянув ему в подёрнутые томной влагой глаза, злорадно заулыбался. Предвкушения оправдались, владыка опять отправился по любовным делам.
Смиренно прикорнув под ближайшим кустом, Борей наблюдал семейную сцену, как храбрый воин, славный тиринфянин Амфитрион, отправляясь в поход, прощается с верной женой Алкменой. Но не успело войско скрыться за холмами, как старый греховодник Зевс принял образ благородного царя и подъехал к его, ничего не подозревающей, супруге. Бессовестный блудодей объяснил, что задержав войско, вернулся ради её прекрасных глаз. Ха! Только наивная и отсталая древнегреческая женщина могла поверить в такую чепуху! Борей даже затрясся от смеха, и ледяные порывы сорвали с головы Алкмены покрывало из драгоценного виссона. Ах, какие пышные и блестящие оказались у красавицы волосы! Борей с удовольствием закрутил непокорные локоны, и они клубились ярче всякого виссона. И вообще, женщина была ослепительно хороша. Зевс с Олимпа зря не спустится!
Борей озорно глянул на, распинающегося в сладкоречии, псевдо-Амфитриона и дунул ему в лицо, свалив с головы пернатый шлем. Давай-давай, работай, начальник, а только тут шустрей тебя есть!
Сказано – сделано. Не успел эгидодержавный глазом моргнуть, как подхватил нахал прекрасную Алкмену и, хлестнув на прощанье венценосца чёрным хвостом, унёсся с ней куда-то за леса и горы, и вообще прочь из Греции. Так надёжнее, безопаснее, к тому же, пусть поищет, сластёна!
Прошли времена острых забав. Под блеск полярных сияний добычу ветер не потащил. Пусть красавица живёт и плодоносит. Не соврал Борей опальному титану. Он умел быть и ласковым, когда на то весомая причина.
Нет спокойнее места для любовных излияний, чем уютные глубокие гроты среди скал, обвитые густым упругим плющом и цветущим ломоносом. А гроты, понятно, в гористой местности. Из прочих пришедших в голову мировых крыш Борей выбрал Кавказ, как достаточно удалённый, в то же время в разумных пределах.