Сверкающий кинжал засиял под яркими лучами солнца, и тут темная, почти черная туча, огромная и страшная, закрыла собой весь небосклон, и небо сделалось темным, лишенным света солнца, и непроглядный туман покрыл все вокруг. Я покачнулась и упала, не ощутив никакой боли, вообще ничего. Жрец Калхант, только что нависавший надо мной неотвратимой угрозой конца, царь Агамемнон, стоявший в отдалении и упрямо выискивавший взглядом соринку в земле, не решаясь в последний раз глянуть на меня, все они разом исчезли, будто и не бывали никогда.
Казалось, непрозрачное темное облако пеленой заволокло всё, и даже собственные руки перестали быть видны. Мне стало так хорошо, так легко и радостно. Неужели я уже умерла, и вот этот туман и есть смерть? Как замечательно легко и просто, и нет никакой боли!
Но почему так темно? Неужели в Аиде царит полная, непроглядная тьма? Как тогда вечный перевозчик перевозит своих пассажиров через реку забвения?
Слегка приоткрыв глаза, заморгала почудилось, будто тьма постепенно рассеивается, сменяясь слабой туманной серебристой дымкой. Вскоре показалось, что различаю белеющие очертания своих обнаженных рук. Прозрачный туман еще сохранялся, но стало совсем светло, и слабые контуры предметов выявились из полумглы. Вот это и есть потусторонний мир? Как странно.
И вдруг яркий солнечный луч коснулся моего лица, согрел мокрые щеки, заставил глаза прищуриться, вместе с солнцем налетел порыв ветра и подбросил вверх мои косы, словно они были живыми танцующими светлыми змеями. Солнце и ветер? Ветер?! Тот самый, о котором долго и тщетно просили Артемиду эллинские воины?! Но где они?
Привыкнув к ослепительно яркому свету, радуясь свежему ветерку, осмелилась осмотреться по сторонам, и осознала, что до входа в Аид мне еще далеко! Однако, и на храмовый алтарь в священной роще Артемиды это место не было похоже. Роща вокруг шумела, разговаривала о чем-то своем, но алтарь исчез куда-то, как и сам жрец Калхант, и бесчисленные головы эллинов, провожавших меня в последний путь. Или я долго была без сознания, и они все уже уплыли в море, покинув меня?
Но, скорее всего, это место совсем не Авлида, хотя очень похоже. Та же трава и деревья, и ручей под ногами. Он протекал рядом с алтарем, чтобы жрецу удобнее было смыть красную кровь с жертвенного кинжала. Так, где же я?
– Приветствую тебя, маленькая Ифигения, – услышала я вдруг ласковый шепот, – ты у меня в гостях, и никто больше не причинит тебе вреда.
Повернув голову, увидела неведомо откуда появившуюся белокурую розовощекую женщину, стройную и очень рослую, с дивно прекрасным лицом и светящимися серыми глазами. Сглотнула комок в горле, намереваясь задать восхитительной незнакомке прямой вопрос, но она не дала мне рта открыть, опередив с ответом:
– Кто я? Называй меня Артемидой.
Боги! Она меня пожалела! Богиня сжалилась надо мною! Не приняла жертву! В голове всё закружилось, стало еще страшнее, чем недавно, вспышка нестерпимо яркого света затмила мир, и я, то ли вправду умерла, то ли лишилась чувств. Перестала быть.
Голоса тихо наползали из небытия, звучали из плотного тумана непонятным монотонным шумом, не создавая впечатления осмысленной речи. Но определенно я слышала голоса. Говорил мужчина, явно немолодой и привыкший повелевать. Он в чем-то убеждал или укорял женщину, чей тихий голос звучал сладостной вкрадчивой музыкой. Я не понимала ни слова, но их речь казалась мне благозвучной и неопасной. Я замерла, старательно прислушиваясь. Может, что-то удастся понять? Но нет, совсем ничего. Разные языки доводилось слышать в бытность мою царской дочерью в доме Агамемнона: финикийский, египетский, хеттский, но,ни единого слова знакомого не различила. Где я, у кого? И что за язык такой странный мелодичный, певучий? И вдруг разобрала несколько понятных слов:
– Кажется, твоя гостья очнулась, Артемида. Взгляни, она замерла на кровати без движения, и лишь ресницы ее слабо подрагивают, потому что она пришла в себя и слушает нас.
Резко распахнув глаза, я рывком села на странной кровати полукруглой формы, такой мягкой и уютной. И никаких перин! Мужчина, кудрявый, темно-русый, с серебристо-седыми висками, немолодой, с горделивым лицом и царственной осанкой, смотрел на меня с лукавой, но доброй усмешкой милого дедушки.
Я вскочила, намереваясь бежать, но куда, и от кого? От богини Артемиды? Неужели я угодила на саму гору Олимп, и нахожусь в чертогах олимпийских богов? И мифы говорят правду…
– Тише, девочка, успокойся! – это была та самая женщина, прекрасная, как восход солнца.
Артемида. Следовало бы пасть ниц к её ногам, возблагодарить за чудесное спасение, но не могла, ноги не держали, и язык не повиновался. Я попала в царство богов…
– Приляг, успокойся, позже поговорим, – женщина шептала слова, будто молитву, но ее речь была немного странной, слишком певучей и порой она непонятно произносила слова. – Испей целебного нектара, тебе станет легче, и ты мигом уснёшь. Все хорошо…
– Сколько ей лет, Артемида? – в голосе мужчины сквозила насмешка. – Ты спасла почти ребёнка, а нам нужна взрослая женщина. Эта малышка ничего не поймет…
– Ей скоро исполнится четырнадцать, – возразила женщина. – В ее мире это почти взрослый возраст. Совсем скоро она достигла бы статуса невесты, если бы девочку не вздумали принести в жертву эллинские кровожадные глупцы. Право, будь моя воля, наслала бы на них жестокий шторм и разметала к Аиду все их жалкие суденышки!
– Пусть себе плывут! – возразил мужчина. – У них свой путь. Разве мало ты веселилась, подбросив этим бородачам бедную телочку взамен спасённой девочки? Пусть плывут…
Вторично я пришла в себя не сразу. Похоже, я долго и крепко спала, без снов и тревог. Кажется, я устала бояться и думать о том, что со мной произойдет вскоре. Часто приходила Артемида, которая более не вызывала во мне панического страха и совсем не казалась похожей на грозную богиню. Она вела со мной беседы, которые не удерживались в моей голове. Артемида утверждала такое, что у меня тут же от ее слов начинала болеть голова, и я затыкала уши пальцами. Пыталась задавать ей вопросы о том мужчине, бывшем с нею в первый день моего появления здесь, в этой удивительной комнате без окон, в которой, однако, иногда целая стена становилась прозрачной, а за стеной вырастал диковинный дремучий лес, где кроны деревьев уходили высоко в небо. Артемида задавала вопросы о воинах, собиравшихся участвовать в троянской войне, и подолгу выспрашивала о каждом из них все подробности, начиная от родимых пятен на лице и заканчивая характерами и длиной бороды. Особенно удивил ее мой отзыв о базилевсе Одиссее.
– Ты хочешь сказать, Ифигения, что царь Итаки настоящий злодей? Не может того быть! Но я с яростью отстаивала своё мнение, объясняя, почему ненавижу этого лицемера и лгуна, обещавшего мне скорое замужество, тогда как меня поджидал жертвенный алтарь! – Ты побуждаешь нас переоценить его роль в тех событиях. Мы полагали его скорее положительным героем, но никак не подобным мерзавцем, как ты описываешь.
– Почему же мерзавцем? Он пытался уклониться от участия в войне, но, когда хитрый маневр не удался, влился в ряды воинов и решил принять все возможные меры к тому, чтобы завоевать достойное место среди воинов, и постараться выжить. Просто он гораздо хитрее и изворотливее всех остальных, и он не стыдится лгать в случае, когда ложь может помочь ему.
Наши беседы становились все продолжительнее и содержательнее, но я так и не хотела по доброй воле усвоить некоторые излагаемые Артемидой истины. Наконец,она оставила попытки уверить меня в чем-то невероятном и объяснила, что им от меня нужно.
Оказывается, меня спасли не просто по доброте божьей. От меня требовалось добыть некие сведения, которые мне, как «местной уроженке», гораздо проще получить, чем ей, Артемиде. Слова богини удивляли, повергали в шок. Всемогущая охотница просит меня, смертную, о помощи?