Свой шерстяной плащ он погрузил в ручей и долго держал в воде, пока тот не набух от влаги. Затем накинул его на плечи. Если верить преданиям, это могло ему помочь, хотя очень стесняло движение. Снова взяв в руки копье, он подозвал свистом коня, который бродил недалеко, выщипывая траву.
– Прощай, мой верный Филеб! – сказал Анакреонт и на минуту прижался лицом к морде коня. – Теперь ты свободен. За мной не ходи! Если до вечера я не вернусь, уходи совсем! Спасибо тебе, мой боевой друг!
Конь печально заржал.
– Я сказал – за мной не ходи. Ты будешь мне мешать. Прощай! – и шагнул в сторону ущелья.
Впереди ждала его неизвестность. Конечно, перед таким важным делом надо было бы вознести хвалу Богам, просить о даровании успеха, принести им жертву, однако как было это сделать, если то, на что он сейчас шел, Богам неугодно и можно было даже ожидать их возмездия.
«О Боги, Боги! Замыслы и дела Ваши непонятны простым смертным!» – подумал Анакреонт, остановившись у входа в ущелье.
Лишь один день в году, седьмого бисия, (середина февраля – середина марта. Прим. автора) Боги разрешали вход сюда. И люди спокойно проходили через ущелье, выходили к Оракулу, где внимали прорицаниям пифии и надеялись получить ответы на свои вопросы.
Во всё остальное время вход в ущелье был под запретом Богов, но находились смельчаки, которые запрет нарушали и шли, пытаясь пробиться к трону пифии, чтобы задать вопросы… Однако никто из их назад не возвращался, и что с ними происходило после того, как они входили в ущелье, было неизвестно. Об этом говорили только шепотом, дабы не разгневать Богов. Так складывались легенды об Ужасе ущелья.
Теперь с этим Ужасом предстояло встретиться ему, воину Анакреонту. Да, аэды не лгали, вот она, неприметная тропинка, уходящая вглубь ущелья, освещенная сумрачным светом, словно стекающим с серых и черных скал.
Анакреонт быстро, насколько позволяло тяжелое вооружение, но осторожно, шел вперед. И вот увидел кучки белых человеческих костей и скалящих зубы черепов, отполированных ветром и дождями, разбросанных здесь и там дальше, насколько можно было видеть. Черепа ухмылялись, словно злорадствуя над тем, кто стоит здесь еще живой, но уже и жизни неподвластный. Когда-то все они были живы, полны надежд и сил…
Кого привела сюда жажда славы, кого гордыня, кого алчность. Но всех уравняла эта неприметная тропа, здесь заглохли дыхания и остановились сердца, разметав мечты по скудной траве. Здесь погибали один за другим. Но, бросая вызов запретам Богов, снова и снова, сюда приходили новые, чтобы в свою очередь остаться здесь навсегда.
Исчезали их останки только перед разрешенным для прохода днем, но после дня разрешенного, до такого же дня через год, наполнялось снова ущелье веселыми черепами и белыми костями, чтобы задумался очередной смельчак – безумец, стоит ли продолжать путь дальше.
Интуиция воина не подвела его. Услышав странный свистящий шелест сверху, Анакреонт отпрыгнул в сторону. Огненный цветок расцвел на том месте, где он только что стоял. Сверху падали вниз черные большие птицы, плевали огнем, пытаясь попасть в Анакреонта. И начался этот смертельный танец его на старой тропе. Анакреонт уворачивался от огненных сгустков, что, падая на землю, продолжали гореть, воспламеняя траву и сухой мелкий кустарник по обочинам. Два или три раза Анакреонт чувствовал, что в него попадали огненные плевки, попадали в спину, защищенную мокрой шерстью. Однако спину слегка поджаривало, чувствовалось даже через доспехи, видимо шерсть тлела!
Он отбросил щит и копье, сбросил плащ, успев заметить, что в трех местах шерсть уже горит.
Прыгая из стороны в сторону, задыхаясь от дыма, Анакреон и не осознал, как в его руках оказался лук и стрела.
И дернулась в полете первая птица, пронзенная стрелой, расцвела огненным факелом в воздухе, за ней вторая, третья…Они падали с неба комками огня, пронзенные стрелами Анакреонта. Был он отличным стрелком – лучником, промахов не допускал.
И птицы вдруг исчезли.
Анакреонт выскочил из задымленного места, успев захватить и щит и копье. Брать плащ не имело смысла, он уже пылал.
Тяжело опадая грудью, Анакреонт никак не мог отдышаться и откашляться от дыма. Нестерпимо хотелось пить, но воды не было. Он отыскал плоский камешек и, сунув в рот, начал его рассасывать. Стало немного легче. Первый Ужас ущелья Анакреонт прошел, только что ждало его дальше? В голове мелькнула мысль, а не вернуться ли? Но Анакреонт прогнал эту трусливую мысль и, отдышавшись, двинулся дальше, сжимая копье в руке.
И, о, чудо! Из расщелины скалы текла вода. Анакреонт вдоволь напился, смочил водой обожженные места, которые жгли немилосердно, капли птичьих плевков все же попали в него. Налив воды в шлем, он вылил ее под доспехи, спереди и сзади. Вода была холодная, и это взбодрило его. Только сейчас он заметил следы, которыми была истоптана влажная земля вокруг ручейка, что образовался от текущей из скал воды.
Следы были большими, но на вид человечьими. Кто утолял тут жажду? Какие хранители ущелья?
Со скалы напротив посыпались мелкие камешки. Земля ощутимо дрожала. Анакреонт приготовился. И вот….
Из-за скалы показался…
– О, Великие Боги! – прошептал Анакреонт. – Это же Минотавр, сын потаскухи Пасифаи и быка. Вот какую встречу мне приготовили!
Минотавр мчался на него очень быстро. Анакреонт уже видел его налитые кровью глаза на бычьей морде, когда тот метнул в него огненный диск и повернул назад. Анакреонт отразил диск щитом и взглянул, сколько у него осталось стрел. Не так много. Снова лук появился в руках Анакреонта. И вовремя, потому что из-за скалы вывернулось несколько десятков чудовищ, подобных Минотавру. Они разом метнули огненные диски, но Анакреонт присел и диски врезались в скалу. Сзади посыпались камни. Оглядываться было некогда. Тетива натянута и вот уже первое чудище крутилось на земле, стараясь руками вырвать стрелу из груди. Минотавры накатывались на Анакреонта и метали диски. Уворачиваться было нелегко: то припадать к земле, то подпрыгивать вверх, когда огненные лепешки летели на него понизу, и не всегда это удавалось. Несколько раз огонь от пролетающих дисков опалял ноги. Но стрелы летели в минотавров одна за одной и много чудищ уже валялось на земле сраженными. И наступил момент, когда Анакреонт не нащупал очередной стрелы. Минотавры атаковали его издалека, не приближались, а теперь Анакреонт мог принять бой только вплотную, иначе его поразят огненными дисками. Он снова схватил щит и копье и тут же получил сильнейший удар в центр щита, отчего не удержался на ногах и упал. Минотавры радостно взревели. Анакреонт силился подняться, поскольку в падении тяжело ударился головой о камень, и теперь земля качалась под его ногами.
Минотавры больше не метали диски, а всей скученной массой рванулись вперед на Анакреонта, который стоял, опираясь на копье и щит, не в силах придти в себя.
И только случайно, краем глаза, он увидел серую тень, промелькнувшую справа от него и врезавшуюся в толпу минотавров.
– Филеб! – прошептал Анакреон, – зачем же ты?
И отбросив щит-гоплон, рванулся вперед, на выручку своего друга. Там творилось что-то невообразимое. Минотавры окружили Филеба, который отбивался от них копытами, кололи его рогами, но конь бился, словно воин на поле битвы, хотя весь уже был забрызган кровью своей и вражьей, покрыт ранами.
Увлеченные битвой, минотавры не заметили, что Анакреонт рядом и поплатились за это. Двоих он сразу заколол копьем, а потом пустил в ход свой меч-ксифос. Разъяренные минотавры не успевали заметить, как слетали их бычьи головы с человечьих плеч – так увлечены они были расправой с Филебом. Меч сломался, и Анакреонт выхватил другой. Наконец, все было кончено. Гора коричневых тел минотавров погребла под собой верного друга Анакреонта.