В советские школьные учебники и прочие «Книги юного командира» эта фраза попадала, естественно, в сильно обрезанном состоянии – убирали подозрительные, несоветские-некошерные намёки на «привычку» славян «обладать чужой» землёй (фи, как можно?! А как же «чужой земли не надо нам ни пяди»?!), да чересчур воинственное: «Пока будут на свете война и мечи» – не могли подобного говорить наши «миролюбивые» предки!
«Не могли» – а говорили.
«На третьем году по смерти императора Юстина и правления державного Тиверия двинулся проклятый народ славян, который прошел через всю Элладу и по стране Фессалонике и по фракийским провинциям, взял много городов и крепостей, сжег, разграбил и подчинил себе страну, сел на ней властно и без страха, как в своей собственной. И вот в продолжение четырех лет и до тех пор, пока император был занят персидской войной и отправил все свои войска на Восток, вся страна была отдана на произвол славян; последние заняли ее и растеклись но ней на время, какое назначил бог. Они опустошают, жгут и грабят страну даже до внешних стен, так что захватили и все императорские табуны, много тысяч голов скота, и другие. И смотри – вот теперь – они живут, сидят и грабят в римских провинциях, без забот и страха, убивая и сжигая; они стали богаты, имеют золото и серебро, табуны коней и много оружия. Они научились вести войну лучше, чем римляне»[10], – повествует сирийский епископ Иоанн Эфесский в том же VI столетии. «Лучше, чем римляне» – по-моему, это более чем неплохая оценка.
А, кстати, что стоит за этим «научились вести войну»? Давайте посмотрим. Если у Прокопия Кесарийского анты и славяне описываются как лёгкая пехота с парой копий и щитов (их так до сих пор и рисуют многие художники-реконструкторы), то уже к концу VI – началу VII столетия всё меняется.
Уже во время Готской войны в византийской армии действуют, по словам того же Прокопия, как увидим, конные воины славян и антов. Конников славянского вождя Пирогоста упоминает и Феофилакт Симокатта, рассказывая о войнах конца VI века:
«В третьем часу дня, когда они все спали и не поставили никого сторожить, к этой заросли явились варвары. Соскочив с коней, славяне решили немного передохнуть, а также дать некоторый отдых и своим коням»[11].
Византиец Феодор Синкелл, описывая осаду Константинополя славяно-аварским войском в 623 году, упоминает уже среди славян «гоплитов» – то есть доспешную, тяжеловооружённую пехоту, переплавлявшуюся на кораблях[12]. Особенно же щедро на описание военных достижений наших славянских предков житие «Чудеса св. Дмитрия Солунского». У славян, осаждавших Фессалоники, оно упоминает не только уже знакомых нам «гоплитов», но и «манганариев» – обслугу осадных машин – а сами эти машины упоминаются аж в четырех видах, от простого прикрытия-«черепахи» до подробно описанных сложных камнемётов![13]
Городище Мощенка, бассейн Десны. Пластина панциря и удила. Времена антов
Понимаю, что такие сведения вопиющим образом противоречат привычной нам картине босого и простоволосого славянина с деревянным щитом и парою дротиков, верх боевого искусства которого – прятаться от врагов под водою, дыша через тростинку. Поэтому цитату из «Чудес святого Дмитрия» приведу целиком:
«Затем всю ночь и назавтра мы слышали шум со всех сторон, когда они подготавливали гелеполы, железных «баранов», огромнейшие камнеметы и так называемых «черепах», которых они вместе с камнеметами покрыли сухими кожами. Потом они изменили решение и, чтобы не был причинен вред этим орудиям от огня или кипящей смолы, заменили кожи на окровавленные шкуры свежеободранных быков и верблюдов. (…)
На следующий день они наконец воспользовались камнеметами. Они были четырехугольными, широкими в основании и суживающимися к верхушке, на которой имелись очень массивные цилиндры, окованные по краям железом, к которым были пригвождены бревна, подобные балкам большого дома, имевшие подвешенные сзади пращи, а спереди – прочные канаты, с помощью которых, натянув их разом по сигналу книзу, запускали пращи. Взлетавшие вверх [пращи] непрерывно посылали огромные камни, так что и земля не могла вынести их ударов, а тем более постройка человеческая. А четырехугольные камнеметы они оградили досками только с трех сторон, чтобы те, кто находился внутри, не были ранены стрелами, [посылаемыми] со стены. Но когда от огненосной стрелы загорелся один из них вместе с досками, они отступили, унося орудия. На следующий день они опять доставили те же камнеметы, покрытые вместе с досками, как мы уже говорили, свежесодранными шкурами, и, поставив их ближе к стене, метали горы и холмы, стреляя в нас. Ибо кто назвал бы как-нибудь иначе эти невыразимо огромные камни?»[14]