Выбрать главу

Самое интересное, что они совершенно правы, именно так и надо писать историю. Да, в узкоспециальных журналах и «Анналах»  английских университетов и исторических обществ вы найдете детальные исследования и по щекотливым вопросам: о жизни в работных домах тюремного типа во времена Диккенса, об антисанитарии в старом Лондоне, а может быть даже, если хорошо поищете — и о том, как английские офицеры, привыкшие охотиться на лис, за неимением таковых охотились в Тасмании на аборигенов, и не заметили, как убили всех до единого.

Правда, то, что сегодняшняя политкорректность воспринимает с ужасом, всего век с четвертью назад еще никого особенно не отвращало. Еще один классик английской «истории для читателей»  Джон Ричард Грин, которого русская энциклопедия хвалила за то, что в своей «Истории английского народа»  он нарисовал «яркую и красивую»  картину[55] этой самой истории (слово «красивая»  крайне точно отражает суть дела и приложимо, помимо Грина, к длинному ряду европейских сладостных историков), в 1874 году еще спокойно цитировал отчет Кромвеля английскому парламенту о проделанной работе в Ирландии: «Я приказал своим солдатам убивать их всех… В самой церкви было перебито около тысячи человек. Я полагаю, что всем монахам, кроме двух, были разбиты головы…» .[56]

Уже в ХХ веке в широкие исторические полотна подобные вещи попадать перестали. И очень хорошо — не надо смущать души читателей, дети за отцов не ответчики. Новые поколения англичан на такое неспособны, вот что главное. Малоизвестный французский король Карл Х (занимал трон в 1824-30) говаривал, что история настолько кишит дурными людьми и дурными примерами, что изучение ее опасно для юношества. Настоящее изучение, может быть. Но чтение героизированной, красивой (по Дж. Р.Грину) истории юношеству весьма показано. И тут мы переводим взгляд на Россию. Где русская разновидность героизированной, красивой истории?

Ее отсутствие тем более странно, что у нашего отечества достаточно благополучная судьба. В ней случались, конечно, и тяжелые полосы, но какой народ избежал их? Зато Русь-Россия знала поразительно долгие, по мировым меркам, периоды спокойствия и стабильности. Ничто не предвещало двенадцать веков назад, что малочисленный юный народ, поселившийся в густых лесах дальней оконечности тогдашней ойкумены — хоть и в благодатном краю, но страшно далеко от существовавших уже не одну тысячу лет очагов цивилизаций — что этот незаметный среди десятков других народ ждет великая участь. Наши предки оказались упорны и удачливы. Куда делись скифы, сарматы, хазары? Были времена, когда они подавали куда больше надежд. Где обры, половцы, печенеги, берендеи? (Последние почему-то особенно сильно не любили русичей.) История всегда была безумно жестокой; милосердие к малым, слабым и проигравшим — изобретение новейшее и еще не вполне привившееся.

В жизни нашей страны не было периода, который давал бы нам повод краснеть и тушеваться. Даже в годы ордынского ига русские ушкуйники не раз громили земли Орды. Наши предки, двигаясь посолонь, дошли до Тихого океана, завоевав беспримерные пространства не столько оружием, сколько плугом, и их сага еще не написана. Страшный ХХ век был в нашей стране свидетелем не только временной победы коммунизма, но и поразительного сопротивления ему, и оно (включая власовское движение) еще дождется своего летописца.

Да и на сам коммунистический период нашей истории можно взглянуть по-новому. Соблазн марксистской социальной утопии смутил в начале века столь многих в мире, что эксперимент с утопией стал неотвратим. Какая-то страна неминуемо должна была привить себе этот штамм, поставить на себе этот опыт.[57] Поставить, как станет очевидно впоследствие, ради братьев по роду человеческому. Этот жребий выпал нашей родине. Ее жертвы оказали исключительную услугу другим народам. Нынешняя система социальной защиты на Западе — во многом благодаря этим жертвам. Зрелище реального коммунизма заставило задуматься тамошних лидеров. Они сочли за лучшее не играть с огнем и ускорить принятие социальных законов.

Мы не должны ждать от мира явной благодарности, он признает эту нашу заслугу нескоро. А прежде, чем признает, нам будут внушать, что социальное реформаторство возникло и развивалось на Западе задолго до нашей трагедии, и мы тут не при чем. Зная правду, мы не станем спорить. Что же до воздаяния за жертву, оно, увидите, придет к нам с неожиданной стороны и в нечаянный час. Одно чудо уже случилось — мы мирно освобождены от коммунизма. Мирный крах этого монолита — одно из величайших чудес мировой истории, и уж конечно самое верное свидетельство Божьей милости к нашей родине.

ДУХ НАЦИИ И МРАЧНЫЕ ПЕСНИ О ВАЖНОМ

Удивительно, но отечественные СМИ делают все, чтобы эта Божья милость не была осознана нашим народом как милость. На наших глазах они строят новый миф, превосходящий своей мерзостью все рассмотренные выше — миф о бедствии, якобы постигшем Россию с крушением коммунизма. То, что в апокалиптических оценках заинтересованы коммунисты, объяснения не требует. Мотивацию же демократических СМИ при нынешнем раскладе сил в стране поймет разве что психоаналитик.

Роль печати и эфира у нас сегодня воистину парадоксальна. Они — главные стражи наших свобод и демократических достижений. И они же — мощный дестабилизирующий фактор. Можно гордиться тем, что нигде на просторах бывшего СССР не появилось таких зорких и зубастых средств массовой информации, как в России. Не будь их, духи гнилых коммунистических болот, возможно, уже утянули бы нас в какую-нибудь новую историческую трясину. Однако лихая безоглядность наших СМИ, их любовь к мрачным прогнозам и подстрекательским заголовкам, их похоронный настрой вперемешку с шутовской развязностью, их незнакомство с заповедью «не навреди»  также вполне способны торпедировать наше будущее.

Мини-эсхатологию, которую наши СМИ то ли от затмения разума, то ли от инфантилизма почти полтора десятилетия внедряют в наше сознание, хорошо обрисовал председатель Российского Социал-демократического союза Василий Липицкий: «Сложился повторяемый из года в год стереотип. По весне мы слышим: «Вот вернется осенью народ с огородов и дач — тогда и грянет буря!»  Зимой нас подбадривают: «Вот иссякнут к весне запасы, собранные на дачах и огородах, — тут-то народ и поднимется!» , «К лету промышленность окончательно встанет!»»

Горько признавать, но наша журналистика повинна в нескольких тягчайших грехах. Первый из них состоит в том, что за последние годы она полностью разрушила мировосприятие среднего нормального человека, постоянно внушая ему мысль, что он существует в обстановке нескончаемой катастрофы, что Россия переживает перманентную трагедию, что каждую сферу нашего бытия постиг провал и крах. Эту установку наших СМИ Иван Толстой (Радио «Свобода» ) грубо, но метко определяет как дерьмоцентризм, а пишущий эти строки — как катастрофизм[58] (словцо Ивана Толстого не везде прознесешь и напишешь). Такая установка есть достаточно сложный феномен общественной психологии, но главная причина ее господства проста: в самом организме наших СМИ живет и паразитирует, как солитер, Большой Негативный Миф о России. Множество журналистов и публицистов, пишущих о ее проблемах, капитулировали перед этим мифом еще до того, как взяли в руку перо. Их истошная ирония и грошовый скептицизм, посягающие на сферы, обычно табуированные уже на уровне подсознания, самый их тон по отношению к родной стране — ничто иное как попытки отвлечь внимание от факта капитуляции.

вернуться

55

"Новый энциклопедический словарь"  (т.15, СПб, б.г. [1913], стб. 61)

вернуться

56

В русском переводе: Грин, Джон-Ричард. "История английского народа" , т.3, М., изд. Солдатенкова, 1892, с.218.

вернуться

57

Не могу не процитировать здесь историка С.А.Павлюченкова: "Человечество коллективно шло к русской революции, и ее результаты, как в свое время революции французской, принадлежат всему человечеству и повлияли на цивилизацию теми или иными способами, продвинув ее далеко вперед по пути гармонизации общественных отношений"  ("Военный коммунизм в России: власть и массы" , М., 1997, стр. 13).

вернуться

58

Во множестве радио-, газетных и журнальных материалов; например: "Какое счастье — гробанулась ракета!"  (Журналист, № 8, 1997).