Чтобы переломить упаднические настроения, нужно не так уж много. Прежде всего, нам нужно вспомнить себя. У тысячелетней России счастливая историческая судьба и бесценный исторический опыт, у нее достойный зависти багаж, ни одной роковой червоточины и все козыри на руках.
Конечно, наций совсем без изъянов не бывает. Наш главный изъян — привычка ныть и жаловаться по поводу и без повода — сильно облегчил задачу тех, кто так умело навязывает нам, уже полтора десятилетия лет подряд, пораженческое самоощущение. Вместе с тем, мы впечатлительны и внушаемы, легко увлекаемся. И это наше свойство порождает надежду. Англичане, народ на редкость мучительной судьбы, сумели о ней забыть, сохранив память только о благородном и героическом. Они поверили своему гимну «Правь, Британия» ,[163] гласившему:
Поверили и стали соответственно себя вести и мыслить. Сильно помогли английские историки и эссеисты, прямо провозгласившие своей целью воспитание соотечественников. Нам стоит сделать выводы из этого примера.
Сегодня главная задача России — поднять дух нации, преодолеть уныние, преодолеть навязанные нам мифы, стереотипы, низкую самооценку, преодолеть катастрофическое сознание. Эта задача гораздо важнее любой другой отдельной задачи, стоящей перед Россией. Чтобы ее решить, нужно прежде всего менять образ страны. Никто не сделает это лучше, чем писатели, журналисты, социологи, публицисты, авторы учебников, педагоги, кинематографисты.
Подводя итоги девяностых
За те два с лишним года, между 1998 и 2001, пока эта работа печаталась в «Гранях» , случилось много всяких событий, но, увы, не произошло ничего, что сделало бы ее неактуальной. Дух российской нации сегодня, слава Богу, выше, чем три года назад, но только благодаря внутренним ресурсам самоисцеления. Все негативные мифы о России живы и делают свое вредоносное дело. Бодро выходят фильмы, изображающие Россию бандитской страной, где ни одно доброе дело добром не кончается. «Видные общественные деятели» , включая депутатов Госдумы, неутомимо ездят на Запад, где призывают тамошних дельцов не инвестировать в «эту страну» , а тамошних политиков — исключить ее из международных организаций. Если судить по западной печати, гастроли имеют некоторый успех.
Штампы этой печати о России 90-х обобщил в журнале «Foreign Policy»[164] Андерс Аслунд. С фактами в руках он высмеял наиболее нелепые, а именно: (1) Российская экономика разрушена; (2) Шоковая терапия не достигла цели; (3) Приватизация лишь породила новую коррупцию; (4) Россия не умеет собирать налоги; (5) Инфраструктура России рассыпается; (6) Россия отчаянно нуждается в иностранных инвестициях; (7) Россия страдает от необратимого кризиса в области здоровья населения; (8) Россия — «черная дыра» для западной помощи; (9) России нужен Пиночет; (10) Президент Клинтон «потерял Россию» .
Многие западные нелепости у нас радостно цитируют в качестве мнений выдающихся мировых экспертов. Но хватает и своих выдающихся. Блеснули они, например, в феврале 2001 г., в связи с 70-летием Ельцина. Личной ненависти поубавилось — отставник не вызывает столь ярких чувств как действующий президент. И все же ельцинскую эпоху еще раз обозвали «потерянными девяностыми» , а самого Ельцина — «царем Борисом» , который был одержим «патологической жаждой власти» , «совершил Беловежское предательство» и «расстрелял парламент» .
Хорошо сказал в «Русской мысли» Анатолий Копейкин: «Величайшее деяние Ельцина по освобождению родины от оков коммунизма ныне многими воспринимается как рядовой поступок, никто уже не сомневается, что так и должно было быть… Сегодняшние критики говорят: гору — это каждый свернет; надо было две или три горы своротить. Вот типичное высказывание, у нас же, на страницах «Русской мысли» : «У Ельцина были удивительные возможности войти в историю спасителем страны, но он не сумел или не захотел ими воспользоваться» (Н.Лобанов-Ростовский). Прямо как у дедушки Крылова: «Слона-то я и не приметил» … В начале 90-х было далеко не очевидно, куда может вырулить Россия, многие опасались коммунистического реванша (проглядите прессу тех лет)… Нынешние критики Ельцина все как один писали в начале 90-х о грядущей гражданской войне, экономическом коллапсе — хоть бы сейчас вспомнили и поблагодарили Ельцина за то, что их страхи не сбылись» ..[165]
Многим сегодня кажется, что устранение коммунизма было плевым делом. Ох, иначе мы смотрели на это в 1987-м, когда забрезжила надежда! Допустим, он рухнет — но как затем вернуться к нормальной — нет, просто к жизни? Как на лету переделать дирижабль в самолет? Ведь десятки миллионов людей не примут перемены. Куда больше надежд внушали те нации, для которых разрыв с коммунизмом — как правило, принесенным Красной Армией — означал национальное освобождение. Самобытные же «авторские» коммунизмы — Мао Цзэдуна, Ким Ир Сена, Хо Ши Мина, Иосипа-Броз Тито, Фиделя Кастро — казались (и оказались!) куда более стойкими.
Но тяжелее всех выглядел случай России — именно России, не СССР. Здесь коммунизм царил так долго, что разрыв преемственности стал необратим, «точку невозврата» полагали давно пройденной и самая память об иной жизни давно угасла. Здесь не могла идти речь о национальном освобождении, ибо русский народ числился «первым среди равных» и верил в это. Казалось, вырваться из исторической западни невозможно даже теоретически.
Сегодня нам внушают, что коммунизм пал потому, что «потерпел поражение в холодной войне» (вариант: «не выдержал гонку вооружений» ). Что он на самом деле не выдержал, так это свободу слова. Горбачев, допустивший ее, явно не ведал, что творит. Воплотившийся в жизни сценарий падения коммунизма потому и не был никем предсказан, что возможность столь самоубийственного шага никому не пришла в голову. Разлив свободы спровоцировал еще одно явление: бунт нереализованных способностей и нереализуемых (в тот момент) потребностей элит.
Нечаянно опрокинувший коммунизм Горбачев в кормчие плавания — смертельно опасного плавания — к вольному берегу совершенно не годился. Он сделал свое великое дело и должен был уйти. Поначалу фигура Ельцина многим внушала страх. Секретарь обкома, снес Ипатьевский дом… Но народ инстинктивно верил ему — верил с того момента, когда он швырнул свой партбилет. В переходные времена, когда чувства обострены, инстинкты играют замечательную роль.
Час испытаний пришел в августе 1991-го. Сегодня говорят: была какая-то оперетка, жалкие путчисты с трясущимися руками, их и повязать-то ничего не стоило. Нет, друзья мои, руки у Янаевых и Крючковых затряслись лишь когда они увидели, что Ельцин их не испугался. В тот день напружинились к прыжку целые армии, тайные и явные, напряглась многомиллионная номенклатура — все были готовы с восторгом потрошить ненавистных «демократов» , устроить кровавую баню «народным фронтам» , журналистам, националистам, кооператорам и прочим гнидам. Но готовы не иначе как по приказу, причем письменному — пассионарии коммунизма в стране давно вывелись. А приказа не было и не было. Все ждали: дрогнет другая сторона или нет? Если бы Ельцин тогда сморгнул или предложил «переговоры» , «консенсус» или еще что-нибудь столь же жалкое, всем нам пришлось бы худо. Но он выдержал характер — и победил.
Жаль, что он затем уехал в Сочи, вместо того, чтобы, оседлав успех, провести на Верховном Совете и референдумом те законы, которые потом давались с таким кровохарканием, а некоторые — закон о земле, например, — так и не дались. Жаль, что он прямо в августе не провозгласил люстрацию, не инициировал суд над коммунизмом, не вынес мумию. Враг был деморализован и не посмел бы пикнуть.
163
К недавним спорам о российском гимне: у Англии их два — "Rule Britannia" и "God Save the King" , оба(!) с 1740 года; два у Дании — "Kong Kristian stod ved hojen mast" и "Der er et yndigt Land" ; у США долгое время было три — "Hail Columbia" , "My Country, ’Tis of Thee" и "The Star Spangled Banner" , и лишь в 1931 г. последний был утвержден в качестве единственного; в мире есть и другие страны более чем с одним гимном.
165
А.Копейкин. "Десятилетие Ельцина — десятилетие свободы" , Русская мысль, № 4351, 1 февраля 2001.