Слезы текли по щекам матери, и ее тело сотрясалось от рыданий. Слишком поздно она осознала, что сотворила, накликав проклятье на свою дочь.
Сирена остановилась у кромки воды. Она увидела полную оранжевую луну, всходившую над далеким горизонтом. В водной тишине не раздавалось ни звука. Сирена плакала от страха и боли. Она не хотела расставаться со своей семьей — матерью и крестной. Она не хотела покидать мягкую траву и колышущиеся пальмы. Но все ее тело жаждало воды. Песни и гипнотические ритмы водной стихии были такой же ее частью, как ароматные цветы и нежный ветерок ее тропической родины. В глубине души Сирена знала, что не сможет прожить и дня, не наплававшись вдоволь в реке.
Пока ее крестная взывала к духам, а мать плакала, Сирена бросилась в воду. Она нырнула с отмели и поплыла вниз по реке, пока не достигла сапфировых глубин океана.
Ее тело сразу же начало меняться. Она почувствовала, как ее ноги скручиваются и поворачиваются, но не покрываются уродливой серой чешуей. Вместо этого от ее талии протянулся переливающийся хвост. Рыдания сотрясали ее тело, но ее чистый голос и красота оставались неизменными.
Сирена бросила последний взгляд на свой любимый остров. Она прошептала свое последнее «прощай» — призыв, который ее мать восприняла с грустью, а крестная — с болезненной, но понимающей улыбкой.
Некоторые люди говорят, что и по сей день шепот Сирены продолжает отдаваться эхом в огромном, покрытом рябью море.
— Ну вот, наш рассказ подошел к концу, — шепчет старая бабушка-русалка двум сонным девочкам.
— Какая печальная история. Она мне очень нравится, но всегда вызывает у меня слезы, — бормочет одна русалочка, свернувшись калачиком на кучке мягких водорослей.
— Я тоже так думаю. Жаль, что это всего лишь выдумка, — вздыхает другая.
Бабушка-русалка улыбается своим полусонным зевающим внучкам:
— Легенда — это единственная правда, дети мои.
МИСТИФИКАЦИЯ С РУСАЛКОЙ ФИДЖИ
В автобиографии, написанной в 1854 году, Финеас Тейлор Барнум рассказывает, как ему удалось заработать на «неверии масс в существование русалок», выставляя на всеобщее обозрение экспонат, который, по его утверждению, был мумифицированной русалкой, известной как «русалка Фиджи»113. Вот что Барнум сообщает о том, как он приобрел русалку:
В начале лета 1842 года Мозес Кимбалл, эсквайр, известный владелец Бостонского музея, прибыл в Нью-Йорк, чтобы продемонстрировать мне экспонат — якобы русалку. Он заявил, что купил мумию у моряка, чей отец — капитан бостонского судна (основным владельцем которого был Джон Эллери) — приобрел эту диковинную вещицу в Калькутте в 1817 году, так как был уверен, что это сохранившийся экземпляр настоящей русалки, полученный, как его заверили, от японских моряков.
Мумифицированная русалка. Литография Е. Пёрселла. 1822 г.
Wellcome Collection
С интервалом в одну-две недели Барнум написал письма в три нью-йоркские газеты и попросил своих друзей отправить письма по почте из разных мест. В первых двух письмах были изложены местные новости, также в них упоминался агент известного лондонского музея доктор Гриффин, который приобрел мумифицированную русалку Фиджи. В третьем письме редакторам предлагалось придумать способ, как уломать доктора Гриффина разрешить продемонстрировать русалку до того, как он уедет в Англию. Затем Барнум приказал своему сотруднику мистеру Лайману сыграть роль доктора Гриффина и показать русалку владельцу крупного отеля в Филадельфии. Барнум объясняет: «Я лишь скажу, что план сработал превосходно и пресса Филадельфии помогла прессе Нью-Йорка пробудить массовое и растущее как снежный ком любопытство к русалке».
Восьмого августа Барнум впервые выставил русалку Фиджи на всеобщее обозрение. Свою оценку того, как публика восприняла русалку, он сформулировал в манере, вполне подходящей человеку, которого можно назвать мастером розыгрышей:
Публика, казалось, была удовлетворена, но, поскольку некоторые люди всегда воспринимают вещи буквально и не допускают поэтической вольности даже в отношении русалок, случайный посетитель, увидев выставленную перед залом большую прозрачную витрину, в которой находилось прекрасное существо — наполовину женщина и наполовину рыба, около восьми футов в длину, — был бы слегка удивлен, обнаружив, что в реальности это был засушенный образец черной на вид обезьяны и рыбы, с которой запросто мог убежать мальчик нескольких лет от роду, держа ее под мышкой.